Зов пустоты - Ольга Валентеева Страница 27

— Благодарю, — пробормотала я и шагнула в камеру. Здесь царил жуткий запах. Откуда-то тянуло испражнениями. Вонь смешивалась с сыростью, и к этому амбре примешивался едва уловимый запах крови и пота. Анри я поначалу не увидела — светильник был слишком тусклым. Но вдруг у противоположной стены кто-то зашевелился.

— Полина?

Этот голос я узнала бы из миллиона!

— Анри! — вскрикнула, не помня себя, и бросилась к нему. Да, это был он, мой Анри, судья не солгал.

— Полли, что ты здесь делаешь? — Анри не верил своим глазам, а я старалась не смотреть на его жуткую одежду, едва зажившие раны на теле. Только прижалась к нему и затихла, впитывая знакомое тепло.

— Я сплю? — спросил он.

— Нет, нет. — Я подняла голову. — Один из друзей отца… помог устроить эту встречу.

Лгать становилось все проще. Но сейчас это было необходимо, и я мысленно просила прощения за все, что натворила. Я не имела права находиться рядом с ним. Не после того, как отдалась чужому мужчине. Только глупое сердце все равно пело и тянулось к тому, кого я любила.

— Анри, — прикасалась к щекам, заросшим щетиной. — Милый мой, любимый, хороший.

Целовала упрямые губы, щеки, лоб. Думала, что задохнусь от счастья.

— Это так необдуманно, Полли, — выговаривал он.

— Да, да, знаю, — шептала в ответ и продолжала целовать, обнимать, впитывать каждое прикосновение. И Анри целовал меня в ответ. Его сухие губы пылали, я чувствовала идущий от него жар. Ничего, скоро все останется позади. Мы выберемся.

— Полли…

Он первым нашел в себе силы отстраниться. Да, нам надо было поговорить, потому что другого случая до нового слушания уже не будет.

— Как ты? — спрашивала я.

— Хорошо.

Ложь, еще одна ложь, теперь уже с его стороны. Но чего я ожидала?

— Я так хотел тебя видеть.

— Я тоже, — сжала его руки. — Все будет хорошо, Анри. Я ни за что не сдамся!

— Не надо, Полли. Будь осторожна, не вмешивайся в это.

— Я уже вмешалась.

Анри качал головой и смотрел на меня, как в последний раз. А мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Все дурное забылось, пока он находился рядом.

— Люблю тебя, — прошептала самое главное.

— И я тебя, Полли.

— Кто это сделал, Анри? Кому понадобилось, чтобы ты очутился в тюрьме?

— Я не знаю. — Он качал головой. — Не знаю, Полли. Тот день был самым обычным, не считая болезни напарника. Но он часто покидал службу под предлогом болезни, я даже не удивился.

— Хоть что-то, Анри! Что-то, что поможет нам найти убийцу.

— В кабинете никого не было, Полли. Только магистр Таймус и я. Лишь одно…

— Что?

— Зеркала. Они будто покрылись инеем, но я не думал об этом, кинулся к магистру, а когда взглянул на них снова, все было в порядке.

Могло ли это быть заклинание, заблокировавшее память зеркал? Надо сказать Пьеру.

Вряд ли эта магия доступна всем и каждому.

— Полли, скажи… — Анри отвел глаза. — Что случилось с семьей? Мне сказали, что родители мертвы.

Я не знала, что ответить. Правду? Только не сейчас, когда он сам на волосок от смерти.

— Они погибли, — сказала тихо. — Но давай вернемся к этому разговору после, хорошо?

Тоненькая ниточка надежды, что это «после» настанет.

— А Филипп? Ты не знаешь, где он? Он же не…

— Его там не было. Мы с ним случайно встретились. Ты не беспокойся, Фил со мной, я присматриваю за ним. Он очень волшуется и передавал, что жив, здоров и ждет тебя.

И твоя мама… Я говорила с ней в тот день, когда она погибла. И она хотела, чтобы ты знал: родители ни на минуту не поверили в твою вину.

Анри отвернулся. Я не представляла, что творилось в его душе. Все эти дни неизвестности, мои слова. Но самое страшное было еще впереди.

— Спасибо, — сказал он. — И все-таки тебе не надо было рисковать и приходить сюда, Полли. Им все равно, кого казнить вместе со мной.

— Мы этого не допустим! — обещала и ему, и себе.

— Никому не нужна правда, Полли. Нужен кто-то, кого можно было бы выдать людям, как убийцу. И это я.

Я прижалась к Анри. Его сердце билось быстро-быстро — так же, как и мое собственное.

Неужели выхода нет? Но судья обещал… Обещал ведь!

— Что бы ни случилось, чем бы все ни закончилось, — шептал мне Анри, — будь счастлива, Полли. Забудь обо всем, что происходит сейчас.

— Я не смогу!

— Сможешь. Так надо. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Без тебя — ни за что.

Снова принялась целовать его. Времени оставалось все меньше, а сказать хотелось так много, но слова будто выветрились из головы. Ничего не осталось. Только тепло любимых рук. И я цеплялась за Анри, боялась отпустить — и понимала, что придется. Когда лязгнула, открываясь, дверь, внутри будто что-то оборвалось.

— Люблю тебя. — Анри нашел в себе силы улыбнуться. — Очень тебя люблю.

— И я тебя, — сказала в ответ. — Увидимся на суде.

Он кивнул. Можно подумать, у нас есть выбор.

— Пора, мадемуазель, — кашлянул комендант. — Ваш спутник уже заждался.

Я в последний раз обняла Анри и поспешила к двери. Не оборачиваться! Только не оборачиваться, иначе не выдержу. В горле стоял комок слез, но глаза оставались сухими.

Прости меня, Анри. Прости за предательство, но это — единственный способ тебя спасти.

Взбежала вверх по лестнице. Судья ждал у выхода.

— Вы долго, — недовольно сказал он.

Я не ответила. Вайхес понял, что ничего больше не добьется, и пошел к двери. Я последовала за ним. Вскоре тюрьма с её ранами-окнами осталась позади. На обратном пути судья молчал, и я была благодарна за это. Наверное, видел по лицу, что разговаривать я не могу. Экипаж остановился у его дома.

— Спасибо, — сказала я. — Надеюсь, вы сдержите слово.

— Не сомневайтесь, мадемуазель, — усмехнулся он. — До встречи.

Я вышла из экипажа и почти побежала туда, где ждал Пьер. Он, как и обещал, не сошел с места.

— Полли! — шагнул ко мне, как только появилась из-за угла. — Ну что?

Я покачала головой. Слов по-прежнему не было.

— Анри не знает, кому понадобилось от него избавляться, — ответила минуту спустя. — Но когда он вошел в кабинет Таймуса, на всех зеркалах была изморозь.

— Изморозь, говоришь?

Пьер задумался. Он протянул мне руку и увлек к дому. Я беззвучно плакала. Наверное, после событий последних дней способность лить слезы утрачу вовсе. А Пьер шел рядом и молчал. Хотелось спросить, что это могло значить, но не было сил.