Телевизор. Исповедь одного шпиона - Борис Мячин Страница 27

К. И. Д., в том виде, в котором я застал ее, являла собой зрелище чрезвычайной странности. По генеральному регламенту, заведенному еще Петром, все дела должны были решаться совместно, однако ж на практике регламент быстро стал способом ничего не делать. Большинство переводчиков и протоколистов в основном плевали в потолок и гоняли мух свернутым в трубочку нумером «Санктпитербурхских ведомостей». Главною задачей нашей было делать экстракты из реляций. Мы садились с утра за стол и начинали разбирать многочисленные и часто нелепые отзывы. Как при такой дипломатике Россия выигрывала войны и плела жестокие интриги, я до сих пор не могу уразуметь. Очевидно, в Польше, Швеции и Турции раздолбайства и тунеядства было еще больше нашего.

По регламенту в коллегии было четырнадцать экспедиций. Первая экспедиция занималась Персией, Китаем и Сибирью. Вторая – Турцией, Малороссией и Кавказом. Третья – европейскими делами. Четвертою командовал Франц Эпинус, здесь шифровали и расшифровывали; это был черный кабинет. Пятая экспедиция занималась французскими письмами. Шестая вела дела в Польше и Новой Сербии, часто неприятные. Седьмая занималась всею почтой. Восьмая – немцами. Девятая экспедиция была наша. Десятая занималась переводами с латинского языка. Одиннадцатая экспедиция снова занималась немцами, двенадцатая – французами. Тринадцатая – Данией, Голландией и Голштинией. Четырнадцатою были архивные юнкеры.

Начальником моим был Батурин. Как и вся наша экспедиция, он много пил, чревоугодничал и прелюбодействовал, однако ж последний грех был возведен им в абсолютный градус. Он старался не заводить романов с дворянским или крестьянским сословием; излюбленный предмет его страстей были гувернантки, унтер-офицерские жены и галантерейщицы. Батурин обыкновенно знакомился с дамами во время праздничных гуляний, либо, ежели дело было зимой, во время саночных катаний на Неве. Он выбирал зазнобу, а затем уговаривал прокатиться с горки на одних салазках; на пятой или шестой поездке дело заканчивалось поцелуем. Я стал его доверенным лицом и почтальоном.

Один раз Батурин послал меня с письмом к князю Несвицкому, сыну петербургского губернатора; приказ был передать письмо лично в руки. Когда я пришел, в доме был траур – скончался старый князь.

– Скажи Батурину на словах, что я не смогу сегодня прийти, – вздохнул Несвицкий, забирая у меня письмо. – Хлопот много уж больно. Памятник надо отцу сделать, а каменщика нет. Ирония фортуны! Во всем Петербурге каменщика днем с огнем не сыскать…

Мне временно дали комнату неподалеку, на Луговой, в доме Талызиной^[109]; смесь зарубежной роскоши и русского быта составляла существо этого дистрикта; ювелирные магазины соседствовали здесь с полицейской управой, Английский клоб – с чухонскими бабами, торгующими мелочевкой вразнос.

– Василий Яковлевич, – однажды спросил я, – вот вы говорите, сила человеческой мысли. А какова она, эта сила? Как далеко простирается? Возможно ли измерить ее Невтоновой механикой?

– Я так думаю, – отвечал Батурин, закидывая ногу на ногу и раскуривая трубку с табаком, – что мысль человеческая есть электрическая сила. Знаешь, что такое лейденская банка?

Я сказал, что слышал о лейденских банках от одного приятеля.

– Банка соединяется со стеклянным шаром, который натирается прикосновением рук. Всякий раз, когда человек касается проволоки, его бьет искрой, похожей на удар молнии. А если несколько людей берутся за руки и касаются проволоки, молния бьет их единовременно, так что все в одно мгновение кричат и корчатся; мне приходилось наблюдать в Лейпциге до ста человек, взявшихся за руки; люди разных сословий и занятий, все они подчинились электрической власти.

– А возможно ли такое, – как бы невзначай уточнил я, – чтобы некоторые люди были наделены электрической силой больше остальных? И могли бы видеть и чувствовать больше других…

– Ну, это сложный вопрос, – сказал Батурин. – Достоверно измерить электрическую силу еще никому не удавалось. Пытался сделать сие покойный академик Рихман, который привязывал к источнику электрической силы шелковую нить, чтобы по отклонению нити вычислить градус напряжения. Однако ж, летом пятьдесят третьего, во время грозы, когда Рихман стоял рядом со своим прибором и записывал показания, из прибора выскочил лиловый огненный шар. Раздался удар, подобный пушечному выстрелу, и Рихман упал мертвый, а находившийся тут же гравер Иван Соколов был повален на пол и временно потерял сознание. Позже гравер пришел в себя и увидел на лбу погибшего профессора вишневое пятно; электрическая сила пробила Рихману всё тело и ушла из ног в половицы; ноги и пальцы сини, башмак разорван, а не прожжен… Такая история, брат! С электрической силой шутки плохи…

Об Эмине и таинственном дьячке на набережной Фонтанки я с ним больше не говорил. Однажды только, когда во время обеда я сидел и читал краткое описание древнейшего и новейшего состояния Оттоманской Порты, Батурин, увидев, какую книгу я читаю, взял ее в руки, перевернул пару страниц и, печально вздохнув, вернул.