Вольный стрелок - Александр Прозоров Страница 27

— Куда же ты спешишь, дружище? — В голосе толстяка звучало больше довольства, нежели разочарования. — Посиди еще! Может, отыграешься? Поверю в долг по старой памяти.

— Ты меня знаешь, Этьен, я долгов не делаю. Берешь чужое и на время — отдаешь свое и навсегда. Свидимся. В следующий раз играем в шахматы.

При словах о «везунчике Этьене» Луи чуть не расхохотался, отвернулся, вытянул из углового шкафчика бутылку красного вина, откупорил лежащим здесь же штопором, отпил из горла, чтобы не возиться с бокалами, чуть выждал, хлебнул еще. Решив, что выдержал достаточно приличное время, направился к столику богачей:

— Вижу, у вас свободное место, мсье? — чуть поклонился он. — Позволите присоединиться?

— Садись, малыш, садись, — величаво кивнул Бежеваль. — Это Луи, господа. С ним нужно держать ухо востро, пару раз ему удавалось меня обыграть.

Вообще-то, Пусильон обыгрывал толстяка не «пару раз», а всегда, но Луи предпочел промолчать. На столе перед Бежевалем возвышалась изрядная стопка денег. Тысяч пять, не меньше. И ради того, чтобы переместить их к себе в карман, Луи готов был терпеть любое хвастовство толстяка. А если вдобавок получится очистить еще и карманы его приятелей, то можно и вовсе дураком прикинуться. Лишь бы играли, не испугались раньше времени.

— Добрый вечер, Этьен, — смиренно кивнул он и выложил на стол свои четыре сотни, разбитые на полтинники. — Кто банкует?

— Я, — взялся за колоду толстяк. — И имей в виду, мы играем по пятьдесят.

Это означало, что его денег хватит от силы на два захода. Но Луи рискнул — и удача повернулась лицом. При первом же раскладе к нему пришла тройка, а поскольку никто из игроков серьезных ставок объявлять не решился, Пусильон понял, что приличного расклада нет ни у кого, и рискнул поставить сразу все, что есть. В итоге партнеры сбросили карты, и его сторона стола пополнилась разом семью сотнями: полтораста первоначального взноса, четыреста пятьдесят игроки добавили за обмен карт, и еще сотня ставки банкира и щеголя в костюме. Теперь можно было развернуться! Молодой человек ощутил, как от подступающего азарта вспотела и зачесалась шея чуть ниже затылка.

Два круга он просидел с «парами» и торговли не затевал, потеряв на этом полные пять сотен, потом собрал «стрэйт» и задрал ставку до семисот евро. Бежеваль, как истинный лох, ответил — и проигрался, выложив на стол жалкую тройку. Потом Пусильон снова отсиживался, теряя по двести пятьдесят евро за кон, снова сыграл с очередным «стрэйтом» против тройки и пары, потом взял банк на тройке против двух пар. Потихонечку, не спеша, стопка банкнот возле толстяка уменьшалась, а рядом с ним — росла. Щеголь с «перстнявым» игроком то и дело, ругаясь, лезли за бумажниками.

На некоторое время удача от Луи отвернулась, и он потерял примерно две тысячи из выигранных семи с половиной, а потом… Потом, разворачивая сданные ему карты, он увидел тройку, четверку и пятерку бубей, подпорченные парой девяток. Поскольку играть с парами Пусильон никакого смысла не видел, то девятки он скинул, добавив в банк очередную сотню, получил от щеголя две карты, мельком на них глянул… и, с огромным трудом сдержав крик восторга, сунул их в стопку к остальным. Это были двойка и туз бубей.

Двойка и туз!

Двойка и туз!!!

Он собрал флеш-стрэйт!!!

Флеш-стрэйт, стрэйт, стрэйт…

Пусильон мгновенно вспотел, старательно сдерживая эмоции — чтобы не выпустить их на свет, наружу, не показать никому своей удачи, своей победы, успеха, бешеного восторга! Он выиграл, он снова выиграл! Теперь самое главное — развести лохов, заставить их задрать ставки как можно выше, и дело сделано. Луи будет при деньгах на добрый год вперед.

— Пятьдесят, — предложил щеголь, кидая в кучку на середине стола сотню, и вытягивая на сдачу чей-то полтинник.

— Несерьезно это, не по-взрослому, — поморщился толстяк и зашелестел остатками своей пачки: — Пятьдесят и тысяча сверху.

— Пятьдесят, тысяча, и четыреста пятьдесят сверху. Для ровного счета, так сказать, — добавил со своей стороны «перстнявый».

— Выходит, полторы? — Пусильон сделал серьезное, очень задумчивое лицо, постучал пальцами по столу, даже скрипнул зубами, всячески изображая сильное сомнение в собственных возможностях, глянул на свой расклад еще раз, мучительно простонал и выдавил: — Не оставь меня, пречистая праматерь, своей милостью… Ладно, попробуем рискнуть. Полторы и две сверху!

Щеголь цыкнул зубом и молча сбросил карты.

— Две с половиной и еще пятьсот, — немедленно отреагировал Бежеваль, ополовинивая остаток своей пачки.

— Две с половиной и еще пятьсот, — пожал плечами «перстнявый».

Внутри Пусильона все пело, взрывалось и клокотало, он готов был заорать от восторга: партнеры втянулись в торг и остановиться теперь смогут с большим трудом. А на столе, в банке уже сейчас лежало двенадцать тысяч евро! Из которых восемь — его чистый выигрыш!

— Тысяча и еще пятьсот, — внешне невозмутимо поднял он ставку еще немного.

— Тысяча и пятьсот, — ответил толстяк.

— Тысяча и пятьсот, — эхом отозвался «перстнявый».

— Тысяча и пятьсот, — невероятным усилием воли сохраняя спокойствие поддразнил их Луи.

— Да ну, это дурдом какой-то! — зло зарычал, не выдержав Этьен Бежеваль. — Так и будем сопли жевать? И вообще, засиделись мы тут, пора и честь знать. Покончим с этим разом. Играю на все!

Он пересчитал деньги на столе, кинул их в общую кучу, достал бумажник, вытянул из него еще заметную пачку, перелистал, положил сверху:

— Тысяча и еще пять пятьсот!

— Ну, смотри, Этьен… Отвечаю… — «Перстнявый» тоже полез за бумажником, пересчитал, чертыхнулся: — У меня только четыре. Полторы в долг поверишь? Или мне перстень с изумрудом снять?

— Э-э, перестань, — отмахнулся толстяк. — Долги всегда к ссоре. Давай, как с Жаном. На нем пятьсот повисло? Значит, на тебе будет три ужина со шлюхами.

— Я знаю, зачем ты это затеял, Этьен, — рассмеялся «перстнявый». — Чтобы пожрать на халяву!

Луи веселья партнеров не разделял. На столе в банке лежало двадцать пять тысяч евро. Но чтобы их получить, нужно было добавить в кучу еще пять с половиной тысяч. А у него осталась только одна.

— Мсье… — сквозь зубы выдавил он, холодея от неминуемого отказа. — Я тоже прошу поверить мне в долг. Вот тысяча, за мной еще четыре с половиной.

— Нет, мы так не играем, — мотнул головой «перстнявый». — Только на реальный интерес. Деньги на стол!

— Но вам же в долг поверили! — тут же напомнил Пусильон. — Я же не спорил! А рискуем мы одинаково, мой голос от голоса мсье Бежеваля ничем не отличается.

— Вот это ты видишь? — Недовольный картежник поднес свой сверкающий золотом кулак к его лицу. — Если твоя карта перебьет мою, ты можешь забрать мою печатку, либо я оставлю ее Тильону в залог и через час привезу деньги. А чем заложишься ты? Или, может статься, за тебя кто-то поручится?