Изнанка света - Михаил Шухраев Страница 27

Михайград,

ноябрь 1989 г.

В номер Эйно он ворвался, словно вихрь. Шеф был уже здесь. То, что хотел сообщить Редрик, оказалось просто шокирующей новостью.

— Эйно! — он едва не перешел на крик.

Шеф «Умбры» обернулся. Его лицо было спокойным, вот только складка у рта слегка подчеркивала растерянность.

— Успокойся, Ред. Я знаю, что ты хочешь сказать. Предел закрыт. Закрыт полностью по всему Михайграду. Коллеги из Афин попробовали пройти туда на селе, неподалеку от границы. Без толку.

— Что же это? — Редрик так и остался стоять на месте.

— Пока не знаю. Тут какие-то глухие сообщения по радио — черт знает что такое. — Было похоже, что Эйно с помощью своего приемника просто пытается отвлечься. — «Министр МВД Аннибал Андруцэ призвал к бдительности и борьбе с подрывными элементами». Значит, зачесались, голубчики. Ты прислушивался к разговорам на улице?

— Да. Сильвару поминали пару раз. Вроде бы, очень много жертв. Но точно никто ничего так и не знает.

— Отчего же! — на пороге бесшумно возник улыбающийся Сергей. — Кое-кто как раз все неплохо знает!

Эйно и Ред резко обернулись.

Сергей по-приятельски подмигнул обоим.

— Вы уже участвовали в вашем совещании, Эйно? Вижу, что да — слишком у вас озабоченный вид. Не надо. Как там поется — «донт ворри, би хэппи»? Расслабьтесь и будьте счастливы. Такая возможность у нас пока есть. — Он, не сняв плаща, присел на край кровати. Потом достал из-за пазухи томик в красной суперобложке, протянул своим безмолвным противникам. — И как вам это нравится?!

На обложке помещался большой портрет Леона Андруцэ. Явно ретушированный — диктатор, хотя и выглядел моложавым, все же не мог не стариться.

— «Моя жизнь, мое поколение, моя революция», — торжественно прочел Сергей. — Не хватало только «моей борьбы»! — Он расхохотался над собственной шуткой.

— Вы бы объяснили нам, убогоньким, — ядовито спросил Эйно, — вот это торчит здесь в каждом киоске, но при чем тут его книга?

— А при том, дорогие господа, что — какими прекрасными выросли дети! Вот вам чудный пример лжи. Лгунишка он, наш дорогой вождь-маршал-президент. Но не самый обыкновенный.

— Мы и сами о том догадываемся, — неприязненно проговорил Редрик. Ему вдруг показалось, что их партнер по поездке сошел с ума, когда тоже попробовал выйти в Запределье — и понял, что выхода нет.

Колючие глазки впились в Редрика, Сергей даже очки приподнял.

— Ну, одно дело — догадываться, совсем иное — знать, — промолвил маг из СВА. — Видите ли, моя миссия здесь, в Михайграде, подошла к концу, так что спасибо за гостеприимство. Нет-нет, сейчас я не шучу, — это и в самом деле было поступком с вашей стороны — взять меня с собой. Конечно, в своей конторе вы на меня надели эту милую «змейку» — но и я вынужден был бы сделать что-нибудь в этом роде, случись внезапно ваш визит к нам. Однако мы умеем быть благодарными за гостеприимство. Так что в качестве благодарности я хочу дать вам один хороший совет: поезжайте со мной. Через пять часов у меня самолет, номера не сдавайте. Пускай поломают голову, куда мы внезапно испарились. Были — и нет.

— А нам-то зачем уезжать? — Эйно постарался сказать это как можно более равнодушным, даже беспечным тоном.

— Ну, хотя бы затем, что завтра у вас такой возможности, скорее всего, уже не окажется, — улыбнулся Сергей.

— Вот как?

— Именно. Вы-то, Эйно, вероятно, вывернитесь, а вот вашего юного сотрудника мне будет искренне жаль. Тогда извольте объясниться. Да и пожалуйста. Вы, молодой человек, — обратился он к Редрику, — уже попробовали выйти в Запределье? Думаю, даже несколько раз. А вам не показалось, что вас оттуда выбросило каким-то пружинящим движением? Редрик промолчал, хмуро глядя на мага.

— Наверняка все именно так и случилось. Вы постарались проделать свой выход без лишних свидетелей, да ведь это неважно. А знаете, что еще может так пружинить? Нити. Нити паутины. А если вы отсюда вовремя не уберетесь, сигнал от нитей обязательно дойдет до паука. А тогда паук будет просто вынужден принять меры, и никто вас отсюда не выпустит. Надеюсь, вы не подумали разных глупостей — ну, к примеру, что ваш покорный слуга пошел да и стукнул на вас в «шербими»? Я бы обиделся, если бы обо мне думали так плохо. О нет, мы чтим наши договоры и контракты — даже с О.С.Б. С нашими противниками — в особенности.

— А вы не думайте, что мы такие недогадливые, — голос Эйно звучал почти что весело, — иначе мы обидимся. Лучше скажите, зачем нам воспоминания диктатора?

— Я бы на вашем месте перед отлетом купил бы их на память. Просто как прекрасный пример лжи. Ну, сами посмотрите — он родился и вырос в крестьянской семье! Ну-ну. Среди предков товарища Андруцэ крестьян не было. Вот скотоводы в одной небольшой средиземноморской стране — да, были, хотя и очень давно. Скажу по секрету — были даже гадалки и конокрады. Но крестьяне!.. Это ж надо выдумать!

— А я еще не понимаю, к чему вы клоните. — Эйно опять говорил подчеркнуто равнодушно.

— Скоро поймете. А вот, посмотрите, страница двадцать пятая. Здесь он подробно объясняет, как участвовал в Сопротивлении, как попал в концлагерь за расклейку нелегальных листовок. И ведь тоже чушь собачья. Бедняга просто попал «под раздачу», под горячую руку. Уехал бы до войны его папаша в Америку счастья искать — глядишь, и диктатором бы он не стал.

— Да к чему этот ваш разговор, Сергей? Как будто я не знаю, что диктаторы умеют лгать — и этот не исключение.

— О нет, он-то как раз — исключение. На сегодняшний День. А разговор — к тому, что я с удовольствием бы переписал эти воспоминания. — Маг из СВА швырнул томик на кровать. — Но эта лажа — лишнее подтверждение: один маленький и чисто научный эксперимент удался. Маленький, невидный, можно сказать, экспериментище! За такое нобелевки не дают. Но он удался, дорогой мой Эйно! Удался на все сто!

Сергей выдержал паузу — поправил очки, достал из кармана платок, вытер лицо, лоснящееся от пота.

— Конечно, куда интереснее были бы реальные воспоминания дорогого вождя-президента. О том, как прошло его детство в семье мелкого и неудачливого провинциального адвоката. Наверное, его часто пороли, вбивая в голову Закон. Хотя, есть у меня подозрения, что он так его и не освоил. Потом — можно и о войне. О том, как именно он загремел в концлагерь — с тысячами таких же бедолаг. Все это известно под названием Холокост, хотя, справедливости ради, скажу — если бы не союзники и не их бомбардировки, жертв могло бы оказаться куда меньше.