Тени зимы - Джиллиан Брэдшоу Страница 27

Он чуть запоздал с поклоном, смутился еще больше и отвернулся, чтобы прикрыть дверь.

— Моя леди! Прошу простить, что приходится беспокоить вас в нездоровье, но, к сожалению, больше мне помочь никто не может. Мне нужно представлять, на какое количество зерна мы могли бы рассчитывать зимой. Сами понимаете, от этого зависит, сколько лошадей мы сможем прокормить.

— О, конечно, — пробормотала я и стала рыться в отчетах. Мне хотелось, чтобы он ушел. Однако нужных записей я не нашла и попыталась припомнить результаты последних расчетов.

Бедивер заметил мое замешательство и быстро добавил:

— Не беспокойтесь. Ничего срочного нет. Просто я хотел на следующей неделе отправить лишних лошадей на зимние пастбища. Так что ответ мне не нужен обязательно сегодня.

— Полагаю, на две тысячи лошадей хватит, — не очень уверенно сказала я. — Я исхожу из того, что на каждого воина приходится по три лошади. Точно сейчас не отвечу, но завтра обязательно пошлю вам расчеты.

Он кивнул, но вместо того, чтобы проститься, как-то странно посмотрел на меня.

— Да поможет вам Бог, миледи, как можно скорее обрести здоровье. Вас очень не хватает в крепости.

— Да я почти в порядке. — Моя попытка улыбнуться, кажется, не удалась. Бедивер не чужой, обмануть его нелегко. Даже от Артура мне удавалось скрывать порой свое не лучшее состояние, но от пристального взгляда рыцаря худоба и бледность не укрылись. На меня опять навалился стыд за всю ту ложь, которая налипла на меня за последнее время. Но честного ответа он от меня не дождется. Ничего, кроме осуждения не дождаться от него и мне.

— Завтра собиралась встать и выйти, — несколько неосмотрительно заявила я.

— Не стоит торопиться, миледи. От вас действительно многое зависит.

Мы еще помолчали, изучая друг друга. Мне очень хотелось, чтобы он ушел и оставил меня наедине с моими страданиями.

— Наш милорд Артур очень нуждается в вашей помощи, — неожиданно добавил он.

Я поспешно отвернулась. Кротость в его голосе не содержала ни грана презрения, и это меня смутило.

— При чем тут Артур? — спросила я, пытаясь придать словам равнодушный оттенок. Не получилось. Прозвучало довольно горько. Мне явно не хватило самообладания. Я закусила губу, пытаясь сморгнуть непрошенные слезы. После болезни они слишком легко наворачивались на глаза.

Бедивер быстро подошел и взял меня за руку.

— Леди Гвинвифар! — Он встал на колени, чтобы не наклоняться надо мной. — Простите мою самонадеянность, но я должен сказать. Ваш муж любит вас, даже если сейчас он этого не показывает. Мы говорили с ним после высылки Медро, и его отношение к вам мне понятно. Он хотел бы найти слова, чтобы вернуть ваше расположение, но пока не нашел, наверное. Прошу вас, миледи, поговорите с ним, примиритесь. У вас это получится лучше, чем у него, а польза будет всем.

Я отняла руку и ощутила привкус крови во рту — слишком сильно прикусила губу.

— Зачем вы это говорите? Я нарушила все законы, по которым вы с Артуром живете во имя вашей же цели. Я предала вас. Ни перед Артуром, ни перед Богом я не могу раскаяться, потому что до сих пор жалею, что мой план не удался, до сих пор считаю, что место Медро в аду. И как мне помириться с Артуром? Ты ведь тоже презираешь меня! Не смей мне лгать! Я устала от лжи. Лучше бы ты меня ненавидел!

Рыцарь коротко взглянул на меня и опустил голову.

— Миледи, — прошептал он, — да кто я такой, чтобы ненавидеть или презирать вас? Если бы вы совершили во сто крат худшее, я и тогда любил бы вас… — он заставил себя замолчать и сжал покрывало на постели. Я с удивлением коснулась его плеча, он поднял глаза, и от этого взгляда у меня перехватило сердце.

— Не верьте, — продолжал он после паузы, — ваш господин не презирает вас. Он озабочен, потому что любит и ценит, потому что понимает, какая угроза исходит от Мордреда. Ему стыдно за своего сына и за то, что он сам желает ему смерти. Он зол на себя, зол на вас, зол на весь свет. Поверьте, я не стал бы лгать только для того, чтобы доставить вам удовольствие.

Вот теперь слезы хлынули всерьез. В довершение к этому я чихнула, а потом раскашлялась, похоже, вдобавок к лихорадке, простудилась еще. Бедивер протянул мне чистую тряпицу из сложенных возле постели. Я вытерла лицо, отсморкалась и попыталась остановит слезы.

— Простите меня. Я всегда плачу, когда ко мне проявляют доброту. Если Артур и в самом деле чувствует то, что вы говорите, почему он сам мне не скажет? Да, да, я помню, по-вашему, он надеется на какое-то чудо, которое сможет примирить нас. И вы считаете, что это чудо должна совершить я? Господи, неужто мне опять лгать, что я раскаиваюсь, что я так рада, что Медро остался жив? Да этого и в помине нет! — Я посмотрела на рыцаря, но в его глазах не заметила ни тени осуждения, только сострадание.

— Вам надо просто признать, что это было неправильно, миледи. Вы ведь и сами так считаете. Артуру нужны вы, а не доказательства чего бы то ни было.

— Всего-то? Думаете, это так просто? Сказала несколько слов и все исправила? Уж извините, сэр. Ваш совет, как всегда, хорош, он правильный, только последовать ему не получится. Но я благодарю вас, друг мой. Скажите честно, вы сами можете оправдать перед собой, хотя бы, такое преступление, которое я совершила? Даже при том, что вы так добры ко мне?

Лицо Бедивера оставалось напряженным, но глаза вспыхнули и стали очень теплыми. А мне в моих страданиях было так холодно!

— Мне не нужны никакие оправдания. Миледи, вас толкнул на ваш поступок избыток любви. Вы стремились защитить свое королевство, свое детище любой ценой. Чему тут искать оправдание? Конечно, отравить человека — злое дело. Но оправдывать или осуждать вас — увольте! К тому же зло так и не свершилось. А потом я смотрел, смотрел и видел, как вы пытаетесь скрыть свое горе, как оно пожирает вас изнутри. — Он снова взял мою руку и поднес к губам. — Леди Гвинвифар, я знаю, что вы осудили себя, но право осуждать есть только у Бога. Только Он один способен взвесить ваше сердце. А Бог милосерден. Милая леди, будьте милосердны и вы к себе.

— И что? Продолжать жить, как ни в чем не бывало? Спокойно ждать Страшного суда?

— А что еще нам остается? Мы живем со своими грехами. Человек то и дело вынужден совершать выбор между добром и злом. И он его совершает. Однажды я решил, что убивать — это зло, даже в бою. Артур показал мне, что худшее зло — бездействие, особенно когда действие способно спасти что-то ценное, пусть даже ценой убийства. Я подумал и согласился. Но все люди, убитые мной, все еще живут здесь, — он приложил руку к сердцу. — Можно смыть кровь с меча, но с сердца — никогда. Все те, кого я убил ради Империи, ради Света, мертвы точно так же, как если бы я убил их из ненависти или в поединке, только ради того, чтобы доказать, что я лучше владею мечом. Но вы никогда никого не убивали.

Я покачала головой. Его обычная трезвость и рассудительность ушли, сменившись страстью и болью. Он подался вперед, крепко сжимая мою руку и опираясь на обрубок левой руки.