Не проси моей любви - Светлана Рыжехвост Страница 27

Проскользнула мимо сонного охранника, поздоровалась с девочками из соседних офисов и вызвала лифт. За спиной раздался перестук тонких каблуков и рядом со мной остановилась Вероника.

— Доброе утро, — вымученно произнесла я.

Она окинула меня долгим взглядом и задумчиво произнесла:

— Доброе, француженка.

Как назло, кроме нас двоих в лифте больше никого не было. И все время, что мы поднимались на нужный этаж, Вероника не сводила с меня внимательного взгляда. Ее ноздри раздувались, а я… Я гадала, достаточно ли душа, чтобы смыть с себя запах ее волка?

— Хорошо выглядишь, — проронила она и, едва двери раскрылись, вышла.

Я медленно выдохнула и передернула плечами. Как же это мерзко, быть той самой стервой-любовницей.

Никогда не любила Веронику — она не заслуживает такого мужчину как Драгош. Но и предательства она не заслуживает тоже. Никто, на самом-то деле, не заслуживает быть ударенным в спину.

Проскользнув к своему столу, я плюхнулась в кресло. Как доработать этот день до конца? Как успокоить поселившееся внутри мерзкое грязное чувство? Я даже не знаю, что это. Раскаяние? Сожаление? Но оно давит, мешает дышать и жить. И, одновременно, мне хочется повторить. На любых условиях. Просто вновь оказаться в крепких объятиях, быть втянутой в жаркий собственнический поцелуй и…

«Стоп, хватит», осадила я сама себя и встала. Надо пойти и сделать кофе. Вести себя как ни в чем ни бывало и тогда все наладится. Так или иначе, но все как-то образуется.

Выйдя из кабинета, я столкнулась с Глебом. Слова приветствия застряли у меня в горле, когда он, скользнув по мне безразличным взглядом, молча отвернулся. Даже не кивнул, не бросил короткое «привет». Я… Я стала для него пустым местом?

«А что ты хотела?» спросила я сама себя. «Теперь ты — доступная женщина, а не ценный специалист».

И кстати оборотни, известные ходоки и гуляки, тоже не очень-то уважают своих одноразовых подстилок. Выбраковка и подстилка, я собрала комбо.

Стиснув зубы, я подошла к кофеварке, натыкала свою любимую программу и, дождавшись порции ароматного напитка, вернулась в кабинет.

Уставившись пустым взглядом в темный, мертвый экран монитора, я медленно цедила совершенно безвкусный кофе.

Кажется, увольнение становится единственным выходом. Ну почему, почему кто-то гуляет направо и налево, а мне… а я… А я за ошибку расплачиваюсь сразу же? Почему я не подумала о том, что потеряю друга-Глеба, начальника-Глеба, а Глеба-любовника получу лишь на один раз.

Допив кофе, я машинально поднялась, вышла из кабинета и прошла в комнату отдыха. Намыла чашку, поставила ее в шкафчик. Поболтала с Олежкой — он познакомился в интернете с девушкой и не знал, как сказать, что свое фото он слегка подфотошопил.

— А что у тебя там? Мускулы нарастил? — изображая интерес, спросила я.

— Да не то чтобы сильно, — заюлил Олежка. — Скорее лоск придал. Ну знаешь, фильтры, туда-сюда.

— Признайся сам, до встречи. Предложи ей пару фоток обработать, — я постаралась улыбнуться, — глядишь, что и получится.

— Точно, — воодушевился Латников. — Спасибо, шеф-мэм.

Он умчался, а я, бросив короткий взгляд на кабинет Драгоша, вернулась к себе. Работы было предостаточно, вот только переключиться не удавалось.

Набивая текст, внося правки и регистрируя завершенные проекты, я все равно мыслями крутилась вокруг произошедшего. Мы с Глебом были вместе. Для меня это значило все, для него — ничего.

Но человек не может бесконечно страдать. Так и я, окончательно измучив себя, провалилась в болото равнодушия.

Сходила, сделала себе еще одну чашечку кофе и с головой зарылась в работу. Все остальное ждет и терпит. Я оказалась так себе человеком, но не могу стать так себе работником.

К обеду я справилась с основной частью работы. Вот только Драгош ни разу не заглянул ко мне, не прислал никаких сообщений через корпоративный чат. Он, кажется, решил свести наше общение к минимуму.

«Стоит распечатать заявление об увольнении до того, как он пришлет мне его на е-мейл», мелькнула в голове тоскливая мысль.

Где-то под ребрами болезненно кольнуло. Я полезла в стол за пачкой обезболивающего, вот только вместо благословенных таблеток обнаружила засохший бутерброд. Господи, когда я успела сунуть его в выдвижной ящик?

Переложив похрустывающую пакость на чистый лист, я продолжила искать таблетки. Но меня отвлек хлопок двери. Задвинув ящик, я смотрела, как ко мне, танцующей походкой, подходит Вероника. Лихорадочно блестящие глаза, гневный румянец на скулах — она была чем-то встревожена и рассержена.

Подхватив пяток папок, которые лежали на краю моего стола, она легко скинула их на пол и уселась на освободившееся место. От такой наглости я на мгновение потерялась и этого ей хватило, чтобы небрежно произнести:

— Я беременна от него.

Мне стало ясно, что теперь я ничего доказать не смогу. А потому я просто подняла руки и жестко произнесла:

— Стоп. Уходи. Мы не в дешёвой мелодраме, так что не надо…

Она рассмеялась, тряхнула уложенной гривой и мягко проворковала:

— Посмотри на мой живот, милая. Он гладкий и плоский, срок такой, что никто кроме врача-оборотня брюхатость не определит. Он спал с нами обеими. Одновременно. И мы не в мелодраме, это верно. Знаешь, что будет дальше?

Я не знала. И не хотела знать. Больше всего я хотела заткнуть ее, столкнуть с моего стола, на котором она так нагло сидела и… Но нельзя. Нельзя.

— Я рожу, подам на него в суд и докажу его отцовство. Мне скрывать нечего, волчица я не глупая и никогда ему не изменяла. Он классический хороший волк, с правильными принципами и своего ребенка не бросит. Он будет приходить ко мне, а я… А я постараюсь, чтобы он выбрал меня. Может, спустя год или два. Или три. Он будет мой. Знаешь почему? Потому что между тобой и мной есть разница. Я с ним одной крови, одной расы. У нас будет прекрасный волчонок. А у тебя нет. От тебя родится такой же брак, как и ты сама. Вот и все. Решать тебе — отступить самой и сохранить гордость или подождать и посмотреть, как он уходит сам. Адью, француженка.

Он легко соскочила со стола и летящей походкой прошествовала к выходу из кабинета. А я осталась со своим недопитым кофе и надкушенным бутербродом. Которые уже мумифицировались с пятницы. Кажется, это все, что у меня осталось. Потому что теперь я не позволю себе даже мечтать о том, чтобы Глеб посмотрел на меня.

«Гордость искалечила мне жизнь, дочь», эхом прозвучали в голове слова матери. «Но, знаешь, я не жалею. Я всегда оставалась собой, даже если сердце было разорвано на части».

Пробежав пальцами по клавиатуре, я открыла папку с шаблонами документов. Пора принимать правильное решение. Сколько еще я буду рвать сердце на части? Сколько еще жизнь будет проходить мимо меня? Сколько еще я буду ждать? Глеб сменил трех обычных девушек и остановился на волчице. Он ни разу не посмотрел на меня. Пора двигаться дальше.