Психология проклятий - Альма Либрем Страница 27

— Потом поговорим.

— А если я хочу сейчас?

Мужчина поднял на неё страждущий взгляд, словно пытался передать все проблемы собственного положения, и девушка тяжело вздохнула. На самом деле, не хотелось причинять ему вред, не хотелось заставлять испытывать боль, но всё-таки — надо же иметь хоть какую-то совесть, хотя бы намёк на неё!

Даже если он и не её возлюбленный, и вообще, ей на него наплевать. Если наплевать, конечно — потому что в последнем девушка уже начинала радикально сомневаться. Иначе б она здесь не сидела, и в дом не пустила, и к Ойтко бы тогда не пошла, а поехала бы себе к родителям, смотрела бы с обожанием на жениха — того самого соседского парня, что в полтора раза шире, в полтора раза ниже, в полтора раза старше… Ой!

Лучше уж Сагрон.

— Хорошо. Это была очень настойчивая студентка, — покачал головой он. — Невероятно настойчивая студентка с невероятным количеством двоек…

— С невероятного моего курса или всё-таки четвёртого, который уже почти пятый?

— Второй вариант.

— Слава Небесам, — облегчённо выдохнула девушка. — А то иначе я бы этого не перенесла. Не хватало ещё возмущений в группе.

Она пробежалась пальцами по едва заметным ранам — вероятно, проклятие действовало скорее на болевые рецепторы, максимум прикрывало иллюзией ранения. В том, что Сагрон сам ничем их не скрывал, девушка даже не сомневалась, это было заметно по его поведению.

Он лишь крепче сжал её в своих объятиях, хотя Котэсса с куда большим удовольствием просто села бы рядышком на диване и приложила бы к бесконечным невидимым ожогам ладонь, чем вынуждена была коротать часы у совершенно постороннего и чужого для неё мужчины на коленях, застыв у него в руках, как фарфоровая кукла.

Девушка подалась вперёд, напоминая себе, что это всё для дела.

— Твои руки, — просипел Сагрон, — не помогут. Элеанор сказала, что последствия проклятия снимаются исключительно тем же, что и было сделано.

— И когда ж она успела? — вздохнула Котэсса. — Вы, господин доцент, — на фамильярное "ты" она почему-то никак не могла перейти, — ну уж очень плохо сопротивлялись.

Она всё-таки смилостивилась и, подавшись вперёд, мазнула губами по его шее, где-то около скулы, где, судя по напряжённым мышцам, как раз и начиналась зона поражения. Мужчина, казалось, даже расслабился — теперь, чувствуя её прикосновения, он мысленно прощался с болью.

Губы скользнули чуть ниже. Как Котэссе хотелось бы не краснеть от одних только этих дурацких поцелуев, от того, как его руки застыли у неё на спине, как у неё самой аж ладони похолодели — а его кожа буквально пылала, причём не только там, где ожоги.

Но она обещала помочь. И, стараясь отбросить в сторону все мысли о том, что не следовало ни соглашаться, ни приходить, ни вообще связываться с Сагроном, девушка зажмурилась и вновь коснулась губами к пылающим ожогам, которые и без магического взгляда чувствовались проклятыми пропалинами на коже.

К четвёртому или пятому поцелую Дэрри, казалось, и вовсе забыл об ожогах. Кожа успокоилась — она коснулась ладонью последнего витка повреждений, словно проверяя, не надо ли продолжать исцеление, но Сагрон будто бы и позабыл о том, с какой целью Котэсса вообще сюда пришла. Перехватив её поудобнее за талию, обняв ещё крепче, заключив в плен, словно заковав цепями, он впился в её губы с неожиданной, откровенно проклятой страстью.

Тэссе казалось, что она будто бы оказалась в плену — плену чужих обнаглевших рук, — потом как-то краем мысли уцепилась за то, что диван, оказывается, достаточно удобный…

— Ай! — воскликнул возмущённо Сагрон, нависая над нею на вытянутых руках. — Послушай, милая…

Она возмущённо фыркнула.

— Мы договаривались снять проклятие! — девушка ткнула пальцем ему в грудь, игнорируя факт расстёгнутой уже до конца рубашки — нет, ну она точно не могла этого сделать, да и зачем? Даже в мыслях не было. — Снять проклятие, а не укладывать меня на вот этот диван, — она ударила свободной ладонью о серую обивку. — Разумеется, я воспользовалась заклинанием! Потому что не приемлю насилие!

— Разве с моей стороны было насилие? — удивился Сагрон. — Мне кажется, всё добровольно. Я вообще никого ни к чему не принуждаю, — он вновь наклонился к ней. — В конце концов, Котэсса, ты уже взрослая девушка, и…

— И потому взрослая девушка самостоятельно, а не по чужому требованию, решит, когда ей превращаться в молодую женщину, — строго отозвалась Котэсса. — Так что, будьте добры, доцент Сагрон, переместитесь на пол, пока я не столкнула вас отсюда сама!

Выглядел он исключительно возмущённо. Но — проклятье не срабатывало, не отращивало ни хвост, ни рога, не лишало некоторых важных частей тела, так что, очевидно, следовало благодарить Небеса, что привязало его именно к Котэссе, а не к Элеанор. А то там бы первым фронтом выступила бы мать, и…

И конец. Мужчина даже не представлял себе, с каким весельем несносная аспирантка бы наблюдала за его мучениями.

Котэсса не стала ждать, пока он наконец-то соизволит перебраться на пол. Не увидев никаких активных действий с его стороны — лишь просто столкнула, причём самым возмутительным образом — просто толкнула ногой.

После этого, правда, сама спрыгнула с дивана и встала над мужчиной. Он довольно растянулся на полу, заложив руки за голову — приятно было не испытывать привычного уже за такое длительное время жжения в области шеи — да и вообще всюду, куда только успела дотянуться одна особо рьяная особа.

Ему б очень хотелось, чтобы слова о студентке четвёртого курса были правдой. Так было бы легче — обвинить какую-то там незнакомку, имя которой никогда не будет оглашено, во всех собственных бедах да неудача, а после позабыть о ней навсегда. Но та женщина, что оставила отметины, подобные клеймам, вернётся. И Сагрон полагал, что, может быть, зря пообещал ей чуть больше, чем на самом деле мог дать.

Впрочем, особа, которой было обещано то самое свидание, что не сложилось из-за проклятия — это дело не самое страшное. Уж точно не страшнее, чем бесконечная цепь ожогов, чем само проклятие…

И чем возмущённая Котэсса, нависающая у него над головой, показавшаяся вдруг такой любопытной, такой взъерошено-привлекательной…

Элеанор, заглянувшая вчера на огонёк, предупреждала — будет тянуть, как магнитом. Когда девушка сопротивляется, проклятье активизируется само по себе, начинает действовать назло тому, кто его получил, пытаться вернуть его в семью, причём чем скорее, тем лучше. Проклятье уцепится в него словно когтями и будет ежесекундно подталкивать к Котэссе, запихивать буквально в её объятия.

После каждого нарушения, после каждого случайного поцелуя будет становиться всё хуже. После каждого исцеления со стороны Котэссы — он всё труднее станет забывать о ней, о холоде её узких ладоней, о том, как сверкают эти светло-карие глаза…

Сагрон мотнул головой. Что за отвратительнейшее проклятие? Оно точно, сто процентов должно как-нибудь сниматься. И не только путём соблазнения строптивой девчонки!