Влюбиться в своего мужа - Александра Ибис Страница 27

Леди Ингина обошлась кивком. Её куда больше интересовал, вероятно, в первый раз видимый внук, чем я. Ансор молча встал из-за стола и вышел в столовую. Я задержала дыхание, но, как оказалось, зря: принц вернулся с дополнительным стулом, который поставил на свободное место между собой и моей матерью. Наши невероятно похожие змеиные взгляды пересеклись, и он подмигнул мне. Какой он всё-таки чудесссный демон! Знал, куда стул поставить. Всё больше понимаю, что этот подарочек для Лены.

— Ты, садись, садись! — принцесса едва ли не лично меня на стул усадила, прежде чем вернулась на своё место. — Мы можем поговорить после завтрака, хорошо? Тебе бы поесть… две недели — это жутко долго! И я всё же позову Соранну.

— Лена, не решай за неё, — прервал словесный поток жены Ансор. — Она сама решит, нужна ей целительница или нет.

— То есть ей можно самой решать, нужна ей целительница или нет, а меня на плечо и лечить? — мгновенно ощетинилась Линаина.

— Ты тогда была человеком, — пожал плечами Ансор.

— Как будто сейчас ты не пытаешься за меня решать, — проворчала наследная принцесса, потянувшись рукой к животу. Мне вспомнилось, что она упоминала во сне вторую беременность.

— Ты сама рвёшься со мной поспорить.

— Угораздило полюбить же, — тихо сказала Линаина, признавая своё поражение.

Я решила, что это подходящий момент.

— Поздравляю со вторым ребёнком! — сказала я и на сей раз, в отличие от времён её беременности Кантором, была искренна.

— Спасибо, — отозвала Линаина и замерла с печеньем, недонесённым до рта. — А откуда ты?..

— Я иногда вас слышала. Во сне, — решила быть откровенной я. Моё молчание ни к чему хорошему за годы не привело.

Наследная принцесса опустила взгляд, отложила печенье на тарелку. Когда она подняла глаза, я ясно увидела в них сожаление, смешанное с непониманием, как поступить. Не дав ей произнести что-то такое, чего никому за этим столом не следует знать, я сказала:

— Довольно мало. И это не имеет особого значения. Потому и хотела узнать, что такого я пропустила за эти две недели.

Линаина едва заметно выдохнула и, переглянувшись с Ансором и моей матерью, ответила:

— После завтрака. Попробуй пока малиновые тарталетки, тебе они, кажется, нравятся?

Приняв необходимость совместного завтрака, я опустила взгляд на тарелку, думая, что в неё положить, и увидела уже лежащие в ней малиновую тарталетку и фруктовый салат. В чашке дымился смородиновый чай. Зная, что наполнил тарелку точно не Ансор, так как он был больше сосредоточен на беседе с Линой, хоть и поглядывал на меня, я посмотрела на маму. Леди Арсения невозмутимо ела жареный хлеб с помидорами, умело не обращая внимания на мой испытующий взгляд.

Несмотря на прекрасную тёплую погоду конца марта, на весёлые голоса Линаины и Ансора и на спокойные леди Ингины и леди Арсении, показывавших, что аристократки как человеческие, как демонические одного поля ягоды, на Кантора с его пока ещё забавной детской речью, я чувствовала себя так, будто сидела на жёстком железном стуле. Мне казалось, что пол подо мной вот-вот провалится, и я упаду не в странную пустоту Карточного Королевства, а в пламя пожара. А ещё виделось, что под столом кто — то точно держит нож, готовый в меня вонзиться.

Но всё было спокойно. Линаина пыталась накормить меня едва ли не всем, что имелось на столе, Ансор поддерживал её в этом начинании, получая удовольствие от моего злобного взгляда. Леди Ингина и леди Арсения иногда подмечали что-то таким тоном, что я просто брала хлебец и ела его, хотела того или нет.

А потом завтрак закончился.

— Лена, мне кажется, нам следует показать леди Ингине наш сад, — предложил Ансор, вставая из-за стола и принимая Кантора из рук матери Линаины. — Леди Ингина, вы просто обязаны его увидеть: солнце в миниатюре должно вас порадовать.

Я переводила потерянный взгляд с принца на принцессу и её матушку и обратно. «А как же обещанный разговор?» — спрашивала я глазами. Лена, в отличие от своей леди-матери и своего мужа-урождённого принца, не была мастерицей игнорировать подобные взгляды.

— Мы будем ждать тебя в саду, — пообещала Линаина, подойдя ко мне и накрыв плечо ладонью. — Леди Арсении есть, что тебе сказать. А тебе, насколько я помню, есть о чём поговорить с ней.

Шепнув мне последние слова, она одарила меня извиняющейся улыбкой и покинула балкон вслед за матерью, мужем и сыном. Мне даже гадать не надо было, откуда Линаине известны мои потуги побеседовать с матерью: всё же, она бывала очень наблюдательной принцессой.

Ощущение сидения на жёстком стуле над огненной пропастью только усугубилось. Я потянулась к чайничку со смородиновым чаем как раз тогда, когда мама протянула к нему руку, и мы коснулись друг друга пальцами.

— Я хотела налить тебе чашечку, — она одёрнула руку. Найдя на столе откупоренную недопитую ею бутылку вина, мама наполнила свой бокал. Последовав её примеру, я налила себе чаю и сделала глоток. Тёплая жидкость согрела горло, но не сердце.

— Я рада, что ты сумела проснуться, — сказала мама, повернувшись ко мне. Радости в её голосе я не слышала. — Хотя ни я, ни твой отец в этом не сомневались, иначе Кебер не дал бы тебе именно золотое яблоко. Те, кто обладают достаточной волей, чаще справлялись с ядом.

— Это не яд, — поправила маму я, не поднимая взгляд от чая в чашке.

— Что?

— Плоды яблони мудрости — не яд, — пояснила я. — Яблоня не всегда была хищной. Просто когда-то её лишили семьи. Её сородичей уничтожили за то, что они показывали, и яблоня обезумела, приобретя бессмертие. Она очень несчастна, мама.

— И что же они показывали? — равнодушно поинтересовалась мама.

— Правду, — я решительно посмотрела на леди Арсению, отставив в сторону своё чайное прикрытие. — Они показывали демонам правду.

— И какова она? — спросила мама, оставляя своё собственное прикрытие в виде бокала. — Правда.

— Болезненна и неприятна, — скривилась я. — Но именно её признание способно сделать нас лучше. Свободнее.

— Ты считаешь, что правда сделала тебя лучше? — речь леди Арсении была привычно холодна и практически не эмоциональна. Но мы говорили, и она меня слушала.

Руки мои задрожали, и я вцепилась пальцами в парчовую ткань юбки. Выдуманное пламя под моими ногами, казалось, уже жгло ступни сквозь туфли.

— Не до конца, но ещё может сделать, — вспоминая о своей силе и смелости слова в нереальности, я задала маме, пожалуй, сейчас самый значимый вопрос: — Кто мой отец?

Леди Арсения дёрнулась. На мгновение в змеиных глазах мелькнуло отражение юной девушки, красивой, высокорожденной, высокомерной и отчаянной. Но этот образ быстро испарился, словно его никогда и не существовало. И губы мамы вымолвили:

— Я не знаю.

— То есть… как? — выдохнула я, при этом сильнее сжав подол в пальцах.