Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша Страница 27

1

Рене ложиться не спешил, ему был нужен Роман, а тот странным образом задерживался. Конечно, либер вполне мог остаться с Маритой, но герцогу отчего-то казалось, что этого не будет. По крайней мере сегодня.

Адмирал ждал, пил потихоньку вино и в который раз перебирал события последних месяцев. Новости не радовали, и хуже всего было то, что он, Рене Аррой, не мог понять, что все это, в конце концов, значит и какая роль отведена в происходящем лично ему. Чутье на опасность, не раз выручавшее Счастливчика, орало во весь голос, но откуда и какого удара следует ждать, оставалось неясным. Это бесило. Герцог отбросил изящные щипцы для сахара и поморщился — нельзя давать волю чувствам. Водрузив вещицу на место, Рене подошел к окну и распахнул его. Ночной ветерок не мог заменить ветры дальних морей, разве что разбередить память.

Эландец вглядывался в затканное знакомыми узорами созвездий темное небо, вспоминая иные годы и иные небеса. Движение в коридоре заставило адмирала резко обернуться задолго до того, как тяжелая, отделанная бронзой дверь раскрылась, пропуская знакомую легкую фигуру.

Аррой убрал руку с эфеса и обратился к Роману… по-эльфийски. Говорил адмирал, с трудом подбирая слова, путаясь в окончаниях и предлогах, но смертных, овладевших речью никогда не существовавших, по мнению умников из Академии, Светорожденных, либер еще не встречал. Если эландец хотел поразить собеседника, он своего добился. Роман в первый и, возможно, в последний раз в жизни утратил дар речи. Рене же спокойно повторил свою чудовищную фразу:

— Дорогого друга! Надо есть очень немного деловать волшбу от злых и больших ухи или идти на свежий ночь. Но это хуже много раз — мы увидены быть могем на ненужные человеки.

На сей раз бард ожил. Очертив круг и положив в его центре маленький золотистый камешек, он произнес несколько слов на эльфийском. Камень вспыхнул мягким светом заходящего солнца, осветив все попавшее в границы круга. Воздух наполнили звуки леса — шелест листвы, звон ручейка, перекличка устраивающихся на ночлег пичуг. Роман взял герцога за руку и ввел внутрь.

— Я действительно эльф и не стыжусь этого. После… ночи в пуще продолжать это скрывать было глупо, но я как-то привык, что нас нет. А что до предосторожностей… Теперь нас сможет подслушать разве что Проклятый.

— И то хорошо, — откликнулся Рене. — Никогда не был трусом, а в Высоком Замке всегда жили друзья, но снимать кольчугу как-то не тянет. Что с эркардом?

— Яд, и очень нехороший. Не представляю, кому мог помешать бедняга. Завистников вроде бы у него не имелось, жадных наследников тоже. Зато я нашел…

— Лупе, я полагаю.

— Монсигнор ясновидящий?

— Куда мне. Просто колдунья — единственная наша знакомая, которую мы потеряли из виду. Почему она убежала?

— Долгая история и очень обычная. Захочет, расскажет сама.

— Ты хотя бы знаешь, где ее искать?

— Знаю. И у нас появился очень славный друг. Некий лекарь, которого выгнали из Академии за излишнюю приверженность науке.

— Ему можно верить?

— Мне кажется, вполне, Лупе за него ручается.

— Если только мы не ошиблись в Белом Мосту…

— А мы ошиблись?

— Очень надеюсь, что нет. — Герцог задумчиво посмотрел на жабий браслет, но ответа не последовало. — Надо бы узнать, кому помешал бедняга Альфред… Знаешь, мне казалось, что он всегда был эркардом Гелани и всегда им будет… Светлая ему память, добрый был человек, хоть и гордый, не нам чета… Что Стефан?

— Неудивительно, что дворцовый маг-медикус оказался бессилен и списал все на счет простуды. Не знаю, насколько ты силен в магии, тем более эльфийской…

— В медицине я полный профан, разве что кровь остановить смогу.

— Но ты говоришь по-эльфийски.

— Говорил, да и то кое-как. Это память об одном давнем походе. Где меня только не носило… Однажды меня забросило на острова, где жили эльфы, не желавшие иметь ничего общего не только с людьми, но и с себе подобными. Они мне помогли, я прожил на островах пару лет, потом мне удалось вернуться.

— Я много слышал о приключениях Счастливчика Рене, но об этом никогда не говорили.

— Об этом никто не знал. Я дал клятву и держал ее двадцать лет. Сейчас я должен сказать правду, чтобы в свою очередь ее услышать. Итак, я знаю, что эльфы существуют, обладают собственной магией, при этом преследуя разные цели, и что ты — один из них, хотя в тебе много человеческого. Пожив среди Светорожденных, я не могу ошибаться.

— Я — разведчик. Кому я помогаю, долго рассказывать, но пославшие меня озабочены тем, что прочли в старых книгах.

— Ты имеешь в виду Пророчество?

— Звездный Лебедь, вы знаете и это?

— Повторяю, я жил среди эльфов. Не знаю всех тонкостей, но у меня ощущение, что над миром подвешен меч.

— Пожалуй, да, если представить, что меч этот как плод. Сначала была завязь, потом этот меч рос, долго рос, а теперь созрел и готов упасть на наши головы… Самое печальное, что мы о нем почти ничего не знаем. Да, были некоторые знамения, упоминавшиеся в Пророчестве, но они говорят о сроке, а не о сути угрозы…

— Что будем делать?

— Разбираться в том, что в состоянии постичь, монсигнор.

— Роман, я второй раз прошу тебя, оставь этикет. Впереди нас ждет Проклятый знает что, а ты строишь между нами стенку. Ты мне можешь рассказать о Пророчестве?

— Я должен это сделать. Ты — Первый паладин Зеленого храма, истинный правитель Эланда, твое имя известно в Святом граде, и только ты можешь добиться для меня аудиенции у Архипастыря.

— У Филиппа? Умный человек, но не представляю, чем его святейшество может быть нам полезен. Я не верю, что молитвами мы сможем оттянуть конец света.

— Хвала Великому Лебедю, что он послал нам встречу! Ты в самом деле бесстрашный человек. И ты не слеп.

— Просто я не умею и не люблю молиться. Мы сами отвечаем за себя и за тех, кто слабее нас. Если считать, что мы созданы по образу и подобию божьему, то это не две руки и две ноги, а свобода воли… Конечно, Филипп тебя примет, только что это нам даст?

— Возможность узнать о Пророчестве больше.

— Ты хочешь сказать, что у эльфов нет полного текста?