Охота - Эндрю Фукуда Страница 26

Я слишком устал, чтобы делать что-либо, и могу только смотреть. Мои мысли скачут в каком-то лихорадочном смутном сумраке. Это все, что я сейчас могу делать — просто бездумно смотреть на луч света. Чем и занимаюсь сколько-то минут (часов). С течением времени он скользит по комнате, чертя диагональ на дальней стене.

Тут происходит нечто необычное. На своем пути луч встречает что-то, что заставляет его отскочить под углом. Он отражается на другой стене. Сначала мне кажется, что это мой разум решил сыграть со мной шутку. Я моргаю. Луч все еще там, сейчас он даже заметнее. Два луча: первый, идущий от окна, и второй, короче, отраженный к правой стене.

Этого достаточно, чтобы заставить меня подняться с кресла. Я иду к дальней стене, чувство такое, будто в суставы мне насыпали иголок. Там, где луч падает на стену, висит маленькое круглое зеркальце, не больше моей ладони. Оно прикреплено слегка под углом, так, чтобы отражать луч к правой стене.

Я иду к правой стене, и тут это происходит снова. Второй, отраженный луч тоже отражается: теперь комнату пронзают три солнечных луча. Правда, третий оказывается довольно тусклым и светит недолго. Секунд на десять он становится ярче, а потом постепенно гаснет. Я поспешно иду к месту, на которое он указывает, к тусклой подсвеченной точке на переплете книги. Снимаю ее с полки. Она в кожаном переплете, гладком и слегка вытертом. Я подношу ее к первому лучу света, второй в это время тоже начинает тускнеть. При свете рассматриваю книгу, открываю титульный лист.

На нем название: «Охота на геперов».

Много лет назад количество геперов — которые в прошедшие эпохи, в соответствии с ничем не подкрепленными теориями, преобладали в наших землях — упало до опасной отметки. В соответствии с Декретом двора за номером 56 все они были собраны и поселены на фермах недавно построенного Института изучения геперов. Чтобы примирить с этим разочарованное население, законопослушные граждане выбирались путем жребия для участия в ежегодной Охоте. Она имела громкий успех.

Первые признаки проблем проявились в уменьшающемся количестве геперов, предназначенных для ежегодной Охоты. Обычно их было от двадцати до двадцати пяти, но вскоре это число упало до пятнадцати. Потом стали выпускать всего десять, потом семь. Наконец, в ночь, которую едва ли кто-то забудет, Дворец официально заявил, что в Институте больше нет содержащихся в неволе геперов.

Тем не менее шепотом передавались слухи о тайных охотничьих экспедициях, о тайных собраниях высокопоставленных чиновников в Институте изучения геперов, о многочисленных экипажах, прибывающих туда на закате, о странных криках, доносящихся из Пустошей. Слухи не умолкали, и даже начались разговоры о том, что коррупция дошла «до самого верха».

Но через несколько лет прекратились и эти слухи.

В одиннадцатый день шестого месяца четвертого года правления восемнадцатого Правителя было объявлено, что геперы вымерли.

Обложка сделана из угольно-черной кожи ягненка, испещренной крошечными бороздками. Она гладкая и вытертая, обвязана витой бечевкой. Страницы с поблескивающим обрезом похрустывают под пальцами и легко отделяются друг от друга, когда я их перелистываю. Тысячи страниц написанных от руки заметок, почерк разборчивый и уверенный. Но тут нет ничего нового. И, несмотря на название, почти ничего об Охоте на геперов. Ничего, кроме короткой истории, записанной на первых двух страницах. Затем автор отошел от темы. Все остальное представляет собой переписанный и немного переработанный материал из тысяч разных библиотечных учебников. Генеалогические древа, древние стихи, всем известные басни. Даже схемы, чтобы перерисовать которые, вероятно, ушли дни.

Ученый. Естественно, он это написал. Но зачем он провел столько времени — тысячи часов, — заполняя страницы ненужными записями? Я вспоминаю, что о нем рассказывали, о его нестабильном душевном состоянии и загадочном исчезновении.

Да еще этот луч, постепенно тускнеющий с приближением заката. Зачем ему понадобилось создавать его — и еще два, — чтобы они указывали на эту книгу? Записки должны были найти, это очевидно. Но кто и зачем?

Я уже закрываю их, когда замечаю в середине чистую страницу. Как странно. Сотни страниц до и после нее исписаны сверху донизу, тем не менее обе стороны этой оставлены нетронутыми. На ней нет ни следа чернил. Ее белизна как будто кричит о чем-то. Последнее предложение на предыдущей странице даже не закончено — оно обрывается посередине и продолжается на странице, следующей за пустой. Я стучу пальцами по корешку книги, размышляя, что это значит. Как и отраженные лучи, пустая страница скорее всего предназначена именно для того, чтобы привлечь внимание. Но изучая ее, я не могу понять, в чем же тут дело.

Я бессильно оседаю в кресле. Здесь душно. Провожу рукой по шее, чувствуя под подбородком полоску пота и грязи. Мне не нужно даже поднимать руку, чтобы ощутить запах, который я источаю, как собака в жаркий день.

Мой сопровождающий первым это выяснит. Когда он придет за мной после заката и почувствует мой запах, сочащийся из-под двери. Он обежит здание, заглянет в окно — ставни к этому времени будут уже открыты — и обнаружит меня в этом кресле. Я буду сидеть здесь, уставший и печальный, моя грудная клетка будет подниматься и опускаться, делая глубокие вдохи, глаза будут широко раскрыты, потому что, несмотря на то, что я принял решение, мне все равно будет очень страшно. Он увидит, что эмоции волнами распространяются от меня. И тут он поймет. Он не будет звать остальных — не захочет ни с кем делиться. Он прыгнет прямо в окно — хрупкое перед лицом его жажды, как тонкий лед перед факелом, — и прежде чем осколки успеют упасть на пол, вцепится в меня. И разорвет меня клыками и когтями всего за несколько…

И тут мне кое-что приходит в голову.

Белизна пустыни ослепляет, будто мне в глаза плеснули кислотой. Я прикрываю глаза, позволяя свету поступать постепенно, до тех пор, пока не могу смотреть, не моргая, а потом и не щурясь.

До заката еще несколько часов, солнце только начало клониться к западу. Оно не собирается садиться спокойно, заливая небосклон кроваво-красным, окрашивая Пустоши оранжевым и лиловым. Без защитного Купола глиняные хижины кажутся заметными и чуждыми, как крысиный помет. Скоро фотоэлементы почувствуют приближение ночи, и из земли поднимутся стеклянные стены, которые замкнутся в виде купола совершенной формы и защитят геперов от внешнего мира. Мне нужно спешить.

Перед хижинами что-то поблескивает, как сотни бриллиантов в вечернем свете. Пруд. Он был прямо перед носом, пока жажда мучила меня, а мое тело источало запах. Как я мог быть настолько слепым? Там больше воды для питья и мытья, чем мне в принципе могло бы понадобиться. Единственная опасность — сами геперы, которые могут без особой радости отнестись к моему вторжению. Разумеется, они будут сбиты с толку появлением незнакомца, который почему-то способен противостоять солнечным лучам. Но я знаю, как с ними обращаться. Оскалить клыки, подергать головой из стороны в сторону, пощелкать костями. Я умелый актер. Они разбегутся на все четыре стороны.