Истинная для Ворона - Мирослава Адьяр Страница 26

Когда дверь закрывается, я неверяще скольжу рукой по прохладному белому пластику и прислоняюсь к поверхности влажным лбом. Меня колотит как в лихорадке, губы горят огнем, будто я только что целовала не двоедушника, а пригоршню черного перца.

Целовала…

Я поцеловала его.

Мысль кажется чужой, непривычной и странной. Что на меня вообще нашло?! Разве так можно? Герант выглядел ошарашенным, даже расстроенным.

Что теперь будет?

Я — сапер на минном поле собственных сомнений и только что наступила на мину. Стоит только дернуться — останусь валяться грудой изувеченной плоти.

Вдруг Герант подумает, что я так решила отплатить за доброту? Что просто вешаюсь на него из благодарности.

Дура! Какая же я дура! Меньше всего я хотела, чтобы это выглядело как «плата».

Ведь я на самом деле…

Что? Что ты на самом деле?

Стискиваю зубы до хруста и стаскиваю опостылевшую одежду. Все, что хочу, — принять душ и отключиться. Ни о чем не думать, ничего не делать, выпасть из реальности, представить, что все это происходит не со мной.

Душевая кабина просторная — в ней могли бы поместиться и три человека. Мыться приходится частями, чтобы ничего не попало на бинты, но я рада и этому. Вместе с грязью и потом уходят усталость, злость и недовольство собой. Теплые потоки обрушиваются на волосы, забирая с собой пыль и ужасы хищной планеты, долгого перелета, нового города.

Приятная истома прокатывается по телу, размягчает напряженную спину, подгибает колени, и мне хватает сил только выбраться из кабины и завернуться в полотенце — такое же белоснежное, как и весь номер.

Краем глаза замечаю растянутое на стене гибкое зеркало. Медлю всего мгновение, прежде чем отбросить полотенце в сторону и вытянуться в полный рост.

Годы тренировок сделали свое дело — если у меня где-то и есть хотя бы унция лишнего жира, то прячется она, как заправский шпион.

Из чего вырастает целый букет других проблем, о которых я раньше даже не задумывалась. Крепкое телосложение бойца едва ли можно назвать привлекательным. Ни груди тебе, ни широких бедер, ни плавных изгибов. Вся моя фигура — это резкие изломы и острые углы, обтянутые лентами мускулов. Руки и ноги кажутся хрупкими, но на деле они с легкостью могут ломать чужие кости.

Пальцы очерчивают плоский подтянутый живот и тазовые косточки. Что-что, а от камкери мне досталось телосложение долбаной феи из сказок.

Знаток сразу определил бы во мне полукровку по строению лица, чуть заостренным ушам и глазам — великоватым для обычного человека.

Темная бронза волос немного исправляет плачевную ситуацию. Тяжелые, волнистые пряди лежат на плечах и груди и поблескивают в свете сциловых ламп.

Но одних волос недостаточно, чтобы объяснить странное поведение Геранта. Впрочем, объяснений могло быть больше, чем пара сотен. Начиная от банального… голода.

Тогда почему двоедушник оттолкнул меня? Или голод не так уж и силен, чтобы позариться на вот это вот все?

Тяжело вздыхаю и касаюсь зеркала рукой, будто хочу стереть собственное отражение.

— Не будь дурой, Ши. Ты же знаешь, как он торопился вернуться на Заграйт из-за работы. Ему на самом деле нужно было уйти. Правда?

Протяжное «кар» за дверью заставляет меня вздрогнуть всем телом, замотаться в полотенце и вернуться в комнату, пока пернатый гость не натворил там дел.

И кто бы мог подумать, что «мудрая» птица будет висеть вниз головой на шторе и пристально меня рассматривать.

— Я и забыла о тебе, — усмехаюсь, а ворон снова каркает и утыкается головой мне в щеку. — Герант тебя шпионить оставил?

Вдруг я с запозданием вспоминаю, что двоедушник может смотреть глазами ворона.

— Будешь подглядывать — и я тебя зажарю, — грожу птице пальцем, а он кладет голову мне на макушку и тяжело вздыхает. Совсем по-человечески, будто понимает каждое слово.

Может, и правда понимает?

С прислугой Севера мы почти не разговаривали, хоть среди них и были двоедушники. Я знала их только в самых общих чертах вроде «может быть опасен, если…» или «совершенно безобиден, пока…»

Я неделями не бывала в поместье, мое место — дозорные отряды. Только в последние два или три месяца, когда камкери окончательно затянули удавку на шее колонии, пришлось оборонять город и ближайшие поселения. Но для обычных, бытовых бесед почти никогда не было времени, и сейчас я об этом жалею. О таких, как Герант я ничего не знаю и сама в этом виновата.

Мне жаль. Я скучаю по возможности говорить ни о чем.

С теплом вспоминаю каждое мгновение, проведенное на кухне или в саду, когда не нужно было куда-то бежать, охранять или выслеживать.

Звонкая трель вызова отвлекает меня от тяжелых мыслей. Огонек у двери мерцает, привлекая внимание. Не дождавшись ответа, кто-то пару раз стукнул по пластику.

Преодолев расстояние за две секунды, я замираю, так и не коснувшись рукой панели.

Вдруг это Герант? Забыл что-то, а я в таком виде!

— Это Эльза! — слышится из-за двери звонкий голосок. — Одежку принесла! Открывайте давайте, я же слышу, как вы дышите!

Ничего себе заявление! Я же совершенно точно не издала ни звука.

Провожу рукой над панелью замка, и в комнату врывается белокурый вихрь, бросает на кровать несколько пластиковых плотных свертков и застывает напротив, рассматривая меня из-под длиннющих ресниц. Красивая девчонка: статная, высокая. Не такая высокая, как я, но все же, — всего пару дюймов не дотягивает.

Это с ней Герант мило беседовал на первом этаже, пока я ждала ключ от комнаты?

Раскаленный колючий узелок стягивается в груди плотно-плотно, не вздохнуть. Скулы опаляет жаром, и я совершенно не понимаю своей реакции.

Девчонка как девчонка. Чего я нервничаю? Одежду вон принесла, улыбается широко.

По-настоящему, без фальши. Хотя я по взгляду понимаю: знает, кто я и какая кровь течет в моих венах.

— Как ты меня услышала?

— Дышали вы громко, — она покачивается с пятки на носок, утирает нос раскрытой ладонью, — я все слышу! Могу даже сказать, когда цветы на первом этаже распустятся. Они всегда щелкают, когда вот-вот раскроются.

— Что-что делают? — Отчего-то мне становится спокойно и легко. Эльзу окружает кокон поразительной теплоты, будто угодил в эпицентр раскаленного летнего дня после бесконечно темной стужи.

— Ну щелкают! — девчонка отмахивается, намекая, что я все равно не пойму, и принимается разворачивать свертки.

А у меня глаза на лоб лезут.