Товарищ император - Александр Авраменко Страница 26

Как известно всем – именно Россия является Родиной слонов, авиации, и подводной лодки. Если первое утверждение стараются опровергнуть все, кому не лень, особенно индусы и африканцы, поскольку именно им некие ушлые личности сплавили всех русских мамонтов, которым в целях маскировки, а так же, чтобы ее опознали украденное имущество, выпрямили и урезали бивни, ну и побрили волосатую шкуру. После же вымыли несчастных животных, впавших в шок от такого издевательства, ореховым отваром, от которого, как известно, любая растительность на теле вылезает начисто и со стопроцентным результатом. Но вот насчёт второго и третьего – тут есть прямые доказательства. Скажем, первый аэроплан, да ещё на дровяной тяге, соорудил, и даже подлетел подальше, чем Райты, капитан Можайский. А действующую подводную лодку показывал Петру Первому Реформатору крестьянин Ефим Никонов. Правда, поскольку его звали Ефим, дальше демонстраций дело не пошло. И пришлось ждать Александрова, Якоби и Джевецкого. Но факт есть факт – Россия сильна не только кулаками, но и умом. После того, как Генеральный Секретарь и его окружение решило с миром, то есть – Планетой, больше не воевать, а торговать. И к тому же, первые контакты с Дурново и его комиссией оказались взаимовыгодными и плодотворными, Владимир Николаевич сделал широкий жест – отправил Императорскую Делегацию назад в Питер на самолёте. Естественно, что не на «ТУ-134», поскольку бетонных полос в обозримом будущем не предвиделось, а на месте будущего аэропорта «Пулково» чухонин гонял своих овец. Доставлял в Санкт-Петербург высоких гостей потрёпаный «АН-24» Арктического отряда, выкрашенный в ярко-оранжевый цвет. Как известно – такая окраска не является причудой. Длительные опыты показали, что в случае крушения, не дай Бог, конечно, самолёт рыжего цвета найти на белом фоне куда как легче, чем серебристый, или ещё какой…

Предложение вернуться в родные пенаты на аэроплане Пётр Николаевич воспринял с откровенной опаской, поскольку буквально недавно потерпел аварию и покалечился в очередной раз известный авиатор, а ранее – столь же известный борец Иван Заикин. Но, как говорится, Дурново был не в том положении, чтобы отказываться, особенно после того, как его вывезли на полигон, где мурманские «МиГ» – 31 продемонстрировали свои возможности. Побывал и глава Чрезвычайного Посольства и в самом аэропорту «Мурмаши», где ему продемонстрировали и «ЯК-40», и пресловутый «ТУ», и даже «Ли-2», невесть как уцелевший в запасниках. Но максимально впечатлился Пётр Николаевич в «Североморске – 3», в целях конспирации и введения в заблуждение НАТОвскую разведку именуемого «Лесхозом». Огромные стратегические тяжёлые бомбардировщики ввели входящих в состав делегации адмирала и генерал в лёгкий ступор, вывести из которого удалось обеих военных не без труда…

Словом, провожающие усадили гостей в мягкие удобные кресла, тепло распрощались, довольные друг другом, поскольку практически по всем вопросам было достигнуто полнейшее взаимопонимание и удовлетворение. Затем приплюснутый тягач, вращая свои огромные, чуть ли не в человека толщиной колёса, вытащил самолёт на взлётную полосу. Вопреки правилам, заводить моторы стали только тогда, когда машина застыла в начале бетонки. С керосином на Кольском Полуострове было сложновато. Но… Чихнув, оба движка заревели с такой силой, что Пётр Николаевич перекрестился, и затянув покрепче ремень безопасности, начал читать молитву. Бонч-Бруевич вцепился побелевшими пальцами в подлокотник. Один Эссен спокойно выудил из сапога плоскую серебряную фляжку, отвинтил крышечку, и по салону поплыл знакомый до боли запах «Арктики». Перекрикивая рёв рассекающих воздух винтов, адмирал крикнул на ухо сидящему вместе с ним корабельному священнику с доставившего их на Мурман «Рюрика-II» отцу Дормидонту:

– Их «Арктика» куда как лучше нашего рому!

Сделал мощный глоток, занюхал обшлагом шитого золотом мундира, закрыл флягу, убрав её на прежнее место, и… захрапел, мгновенно уснув. Между тем пассажиры почувствовали толчок, затем адскую машинку затрясло, и она начала разгоняться, подрагивая на стыках плит. Ну а взлёт все восприняли сразу, поскольку ощутили, как их внутренности вдруг дружно попросились наружу. Сглотнув, Дурново всё же решился выглянуть в круглое окошко, именуемое на корабельный манер иллюминатором, и охнул – коричнево-серая земля стремительно проваливалась вниз, прорисовывались круглые и овальные зеркала множества озёр. Словно заворожённый, посол смотрел и смотрел, пока перед толстым стеклом не замелькали белые лоскуты пушистой ваты. Горим?! Но миловидная стюардесса в строгом синем мундире с бесстыдно обнажёнными коленками, уловив панику во взгляде и жестах, быстро приблизилась к нему и, нагнувшись, обдала ароматом парфюма «Красная Москва»:

– Что-то не так, господин посол?

– М-мы горим?! Откуда столько дыма?!! Проследив за его взглядом, девушка ослепительно улыбнулась:

– Ну что вы, господин посол, это – облака.

– О-о-облака?!

Отец Дормидонт отключился, услышав пояснение. Как выяснилось уже потом, он поразился, что не увидел ангелов Господних с лирами в руках, восседающих на белых пушистых подушках. Впрочем, и самого Господа тоже не было видно.

– Ох, прости, Господи!

Пётр Николаевич попытался отвернуться, но шея его не слушалась, упорно держа взгляд посла застывшим на стройных ногах под мини-юбкой. А если учесть, что в данный момент стюардесса хлопотала над лишившимся чувств священником, и сквозь тёмного цвета… Нет, это явно не чулки. Нечто другое, Прости Господи! Впрочем, в невинном подглядывании господин Дурново был не одинок, когда он всё же решился отвернуться, то был поражён – вся делегация, сидевшая позади него, застыла, выпучив глаза, устремлённые туда, где между тёмных чулок – штанов виднелось нечто миниатюрное, светлое…