Страга Севера - Сергей Алексеев Страница 26

«То, что принадлежит России, должно принадлежать только ей. Либо никому».

Вот почему материальные и духовные «сокровища Вар-Вар» лежат мёртвым капиталом. Они принадлежат будущему цивилизации! А значит, сегодня никому…

Мамонт набросил на плечи волчью шубу — в Москве тоже ещё не дали отопления и в доме было прохладно. Княжеский подарок Стратига оказался кстати…

Что же это такое — Интернационал? «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов…» Голодные и рабы — это изгои. Интересно, кто написал слова? Определение очень точное… Да, похоже, Интернационал это организация не изгоев: голодных можно накормить, рабов — освободить, и вопрос ликвидирован вместе с задачей самого Интернационала. Его нет, и он есть одновременно. И если он блестяще проделывает операции по изъятию золота из могил и хранилищ государственной казны, то эта организация очень серьёзная, по структуре и незримой деятельности чем-то напоминающая существование хранителей «сокровищ Вар-Вар». Что это за сила, способная экспортировать революции, распоряжаться золотым запасом России?

«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем…» Да, и к тому же с Интернационалом воспрянет род людской! Это что, ещё одна цивилизация будущего? Одна, общемировая, в которой смешаются все стороны света? Ещё одно вавилонское столпотворение? Что станет, если практичный Запад слить с лукавым и созерцательным Востоком? Всё равно что скрестить ужа и ежа…

В любом случае, в каком бы виде ни существовал Интернационал, за ним стоят люди, причём конкретные личности. А человек — это ключ даже к самой сложной задаче. Не явился бы Авега, не открылся бы мир гоев.

Надо искать сейчас не золото, а людей, принадлежащих к Интернационалу. На лбу у них не написано, однако точно можно сказать, что они не голодные и не рабы. Они — сильные мира сего, может быть, пока не владеющие им, но влияющие на его развитие. На лбу не написано, и всё-таки должны быть какие-то предметы, знаки, приметы. Авега нёс с собой в котомке хлеб и соль — символы земли и солнца. Что эти носят в своих котомках? Прокламации и воззвания? Или деньги на закупку оружия для революции?

Доха с «княжеского» плеча грела хорошо, порой даже становилось жарковато… Кто финансировал революцию в России? И Февральскую, и Октябрьскую? Кто оплачивал эмиграцию, полчища профессиональных революционеров, выпуск газет, опломбированный вагон? Конкретные банки, принадлежащие Интернационалу? Или деньги поступали от таких, как Савва Морозов, оплативших собственную гибель?

Странно, что об этом ничего неизвестно в нынешней реформированной демократической России. Должен бы сработать инстинкт самозащиты, должна включиться иммунная система, уничтожающая революционный вирус в обновлённой крови. Да и здравая логика подсказывает необходимость развенчать Интернационал как основной носитель тяжкой болезни. В конечном итоге революции делают не люди, а идеи и деньги, отпущенные на их реализацию. Да, видимо, наложено табу. Тайну вклада гарантируем…

На отдельном листке Мамонт написал одно слово — «Интернационал»: это была первая версия. Он спустился вниз, осторожно пробрался на кухню и поставил чайник на конфорку. Теперь следовало забыть всё, что относилось к первой версии, и заново осмыслить ситуацию, оперируя с иными исходными данными. Внимание притягивало одно обстоятельство, которому не находилось более или менее серьёзного объяснения. Ещё тогда, после августа девяносто первого года, его поразило, с какой стремительностью и лёгкостью рухнул и обратился в прах железобетонный колосс — компартия, давно и прочно сросшаяся со всеми видами власти и государственным аппаратом. А следом за ним, с такой же тотальной неизбежностью, развалился и раскатился в разные стороны СССР. Оказавшиеся у власти в России бывшие партийные деятели, а с ними официальная пресса уверяли народ, что колосс этот был на глиняных ногах, что всё давно прогнило, сопрело, превратилось в труху и неизвестно за счёт чего держалось. Однако параллельно, то ли по недомыслию, то ли по недосмотру, обрушился шквал исповедальных откровений потерпевших от коммунистического режима, которые утверждали обратное: компартия, слитая с её карательным органом КГБ, — стальная безжалостная машина, способная растереть в порошок всякого инакомыслящего. Этот бульдозер не знает ни страха, ни смущения или стыда за свои действия, движется направленно, целеустремлённо и неотвратимо. А спаявшись с государственным аппаратом, компартия была рукой дающей и отнимающей, гладила по шёрстке и против, хлопала по плечу и давала пощёчину.

Можно было понять новых идеологов и журналистов: они обеспечивали закономерность и причины смены режимов, разъясняя, умиротворяли «народные массы», «голодных и рабов». Можно было объяснить крайность суждений пострадавших — чтобы герою стать героем, следует возвеличить противника, показать его мощь и жестокость. Но если даже всё разделить на «шестнадцать», явственно усматривался «командирский приказ». Не нашлось ни одного члена Политбюро, ни одного секретаря обкома, кто бы возмутился происшедшим, вышел на площадь, крикнул, призвал, напротив, большинство дружно начали жечь свои партбилеты. Привыкшие к приказам, они не умели даже лукавить. И лишь рядовые, брошенные командирами на произвол судьбы и находясь в полном неведении, буянили и орали на площадях.

В восемьдесят девятом году была полностью заменена контрольно-ревизионная служба Третьего спецотдела, и тогда же человек по прозвищу «Птицелов» оказался на пенсии и под чужой фамилией, после чего Стратиг потерял контроль над состоянием золотого запаса. По всей вероятности, именно в этот год часть государственной казны была изъята из хранилищ. Сделать это могла только высшая партийная элита, одновременно являющаяся высшими государственными чиновниками. Командиры пониже рангом получали не золотом, но валютой и родными миллионами рублей, которые в спешном порядке вкладывались в банки либо в своё дело.

Судя по уголовным делам Средней Азии, у партийных кощеев была необузданная тяга к золоту и драгоценным камням. Они даже не понимали, зачем это им нужно в коммунистической стране. Однако те, кто получил свой «пай» из государственной казны, наоборот, великолепно знали будущее, ибо сами спланировали его и обеспечили золотом. Только уникальная, хорошо скоррумпированная организация могла произвести подобную операцию и только в СССР. А потом выполнить команду на погружение…

Вторую версию можно было условно назвать «Коррупция».

Мамонт отыскал заварку, залил её кипятком прямо в большой фаянсовой кружке и накрыл блюдцем. В тот же миг услышал мягкий, но с менторским оттенком голос:

— Дорогой, никогда не делай больше так. Пожалуйста.

«Жена» стояла в дверном проёме кухни, обернувшись пуховым одеялом. Застигнутый врасплох, Мамонт развёл руками:

— Интересно… Я ещё ничего не сделал.

— Если ты станешь заваривать чай, как распоследний бомж, кто же поверит, что ты — современный аристократ? В тебе сразу признают Мамонта.

— Так, — усмехнулся он, — первый семейный скандал… А если я привык? Мне кажется, так вкуснее!