Королева пламени - Энтони Райан Страница 26

Аспект Дендриш будто усох, осунулся, услышав новость. Он тяжело опустился на свою слишком узкую кровать. Его челюсти дрожали, пытаясь разомкнуть губы, тяжелые, будто куски свинца. Аспект нахмурился, сглотнул, с отчаянием посмотрел на Алюция. Из толстяка будто выдернули хребет.

— Но ведь может… могут ошибиться, ведь правда? Недопонять?

— Я сомневаюсь в этом, аспект. Похоже, мастер Греалин и в самом деле встретил свой конец, хотя и при странных обстоятельствах.

И Алюций пересказал то, что узнал от Дарнела, и упомянул силу Тьмы, приписываемую павшему мастеру Шестого ордена. На что Дендриш дал быстрый, четкий, наверняка затверженный заранее — и лживый — ответ:

— Полная чушь! К тому же я в полном ужасе от того, что образованный человек может хоть на толику поверить в подобный страшный бред.

— Именно так, аспект, — согласился Алюций, запустил руку в мешок, выудил новый том и кинул на кровать.

Одна из наиболее ценных находок, книга брата Киллерна «Путешествие „Быстрого крыла“». Алюций намеревался поглумиться над аспектом, дать ему аннотированный экземпляр «Полной и беспристрастной истории церкви Отца Мира» лорда Аль-Аверна, а потом решил, что лучше поднять настроение приунывшего Дендриша. Но тот даже не посмотрел на книгу, он сидел и глядел в никуда. Алюций попрощался и вышел.

Аспект Элера спокойнее отнеслась к новости. Она сказала пару слов о том, что почти не знала покойного мастера, а потом сердечно поблагодарила Алюция за новые книги и лекарства. Но затем она настойчиво и требовательно спросила:

— Алюций, а как же вино?

— Я еще не отправлялся на поиски, аспект.

Она посмотрела ему в глаза и проговорила на удивление грубым и резким шепотом:

— Добрый сэр Алюций, пожалуйста, поскорее утолите свою жажду.

Дарнел и большинство ренфаэльских рыцарей отправились на охоту за неуловимым Красным братом, и Варинсхолд стал еще тише прежнего. Большую часть воларского гарнизона составляли не слишком-то разговорчивые варитаи, невеликий контингент вольных мечников держался сам по себе — они заняли особняки северного квартала и превратили их в бараки.

Патрулей на улицах почти не было. К чему патрулировать? Город обезлюдел. Большинство рабов отправили за океан несколько недель назад, оставшихся, мастеров, целиком занимала мечта Дарнела о великом дворце. Заменить их было бы некем, и потому Дарнел пообещал отрубить руку любому надсмотрщику, коснувшемуся плеткой кожи мастеров.

Алюций не слишком-то любил посещать мастера Бенрила и заходил лишь тогда, когда совсем уж угрызала совесть, подстегнутая воспоминаниями об Алорнис.

Старый мастер напряженно работал на западной стене, обожженной после падения города, на самом страшном и уродливом месте нынешнего дворца, теперь уже крытом свежим мрамором от начала до конца. Бенрила сопровождал коренастый лысеющий раб, старше большинства работающих здесь, но не казненный благодаря умению обращаться с камнем и знанию, где его найти. Надсмотрщикам не запрещалось применять к нему кнут, и он редко выговаривал за один раз больше двух-трех слов — но, когда выговаривал, обнаруживал очень хорошо поставленное произношение. Алюций пока не узнал имени раба и, по правде говоря, не слишком стремился. Жизнь раба коротка, нет смысла заводить привязанности.

— Мастер, у вас сегодня прекрасно идет работа, — глядя снизу на второй ярус лесов, сказал Алюций.

Скульптор трудился над огромным барельефом, изображающим славную победу Дарнела над королевской гвардией.

Бенрил прекратил стучать по резцу, оглянулся, но не поздоровался, а лишь раздраженно махнул рукой — разрешил взобраться на второй ярус. Алюция всегда поражала скорость их работы. Коренастый раб полировал только что высеченное, Бенрил неутомимо крошил бесформенный камень. Всего месяц исполнения тщеславного проекта Дарнела, и уже четверть готова. Чудесно изваянные фигуры выступают из камня в полном соответствии с огромным полотном, которое Бенрил развернул перед довольным лордом фьефа.

«А ведь это, наверное, его величайшее творение, — подумал Алюций, наблюдая, как под резцом Бенрила проступает героический профиль ренфаэльского рыцаря, сражающегося с трусливо скорчившимся королевским гвардейцем. — И все — ложь».

— В чем дело? — спросил мастер. Он оторвался от работы, чтобы взять стоящую рядом глиняную бутыль.

— Просто принес вам обычное известие о том, что оба аспекта живы и невредимы, — ответил Алюций.

Жизнь и здоровье аспектов были ценой, на которую согласился мастер, когда его приволокли к Дарнелу. В ответ на угрозы казни и пыток мастер только кривился, но поддался, когда речь зашла про аспектов. При всем своем презрении к обычаям и властям Бенрил оставался человеком Веры.

Мастер кивнул, отпил из бутыли и протянул ее рабу. Тот осторожно покосился на Двадцать Седьмого, быстро глотнул и принялся за работу с удвоенной энергией. Алюций взял бутыль, откупорил, понюхал.

Просто вода.

— Я прослышал о спрятанных запасах вина, — сказал он Бенрилу. — Не хотите?

— Вино приглушает чувства и заставляет посредственность мнить себя великой. Боюсь, вы уже показали это на своем примере, — пробурчал Бенрил, свирепо глянул на Алюция и вернулся к работе.

— Мастер, мне было, как всегда, очень приятно повидаться с вами, — сказал Алюций, ненужно поклонился и вернулся к лестнице. Около нее он остановился, посмотрел на тощую, но еще сильную спину мастера, на тонкие, в узлах мускулов руки, послушно и точно танцующие, выписывающие замысел. — Тут еще кое-что, — добавил Алюций. — Похоже, мастер Греалин прибился к лесной банде. Помните мастера Греалина? Седой жирный старик, заправлявший кладовыми Шестого ордена.

— И что с того? — не отрываясь от работы, спросил Бенрил.

— Он умер, — проговорил Алюций, не спуская глаз с рук скульптора.

Резец почти не дрогнул. И в чудесно выполненном барельефе появилась лишь едва заметная неправильность. Но ее уже не заполируешь. Она осталась вечным памятником мимолетной растерянности.

— Умерли многие, — не оборачиваясь, заметил Бенрил. — А когда лорд Аль-Сорна придет сюда, умрет еще больше.

Коренастый раб выронил шкурку, пугливо покосился на Двадцать Седьмого и поднял инструмент. Ближайший надсмотрщик глянул на них, положил руку на свернутый кнут, висящий на боку.