Голубая кровь - Олег Угрюмов Страница 26

Прорицатель низко поклонился Кайнену и торопливо покинул его.

В храме любви место есть только троим — двоим людям и тому чувству, которое существует между ними.

Потом Аддон Кайнен держал перед своими людьми речь, в которой пообещал, что приведет их к победе и что варвары жестоко поплатятся за нападение на Каин. И люди вздохнули с облегчением, увидев в нем прежнего главу клана — стойкого, несокрушимого, умного и выдержанного, а не того раздавленного горем человека, который вызывал у них щемящее чувство жалости и сострадания, но вместе с тем так напугал их всего несколько литалов тому назад.

Килиан, глядя на отца, тоже старался держаться молодцом.

Он быстро накормил своих воинов. Еще не участвовавших в сражении бойцов расставил на стенах, назначив часовыми. Остальным велел отдыхать, и они немедленно разошлись, не желая терять ни одного драгоценного мгновения.

Уна ушла к себе и никого не пускала. Ее оставили одну, чтобы она выплакалась и успокоилась, насколько это возможно. Близкие не хотели мешать девушке, потому что хорошо знали — такому горю помочь нельзя. Нужно иметь мужество пережить эту боль в одиночку. Никто не справится с этим вместо тебя.

А еще через несколько литалов, как только звездноглазая ночь упала в долину хищной птицей, во вражеском лагере снова забили барабаны. И новые толпы варваров, вооруженные до зубов, пылая яростью и жаждой мщения за вчерашнюю неудачу, хлынули к Каину.

Некоторым из них не суждено было преодолеть даже половину расстояния, отделявшего лагерь Омагры от стен цитадели: раздался гулкий звук, словно невидимый великан захлопал в ладоши, — и тяжелые камни, выпущенные из бираторов, посыпались на головы нападающих. Лучники Кайнена стреляли подожженными стрелами. Они не только поражали цель, но и воспламеняли одежду наступавших воинов.

Одни просто падали ничком и оставались лежать горящими холмиками; другие с отчаянными криками катались по земле, пытаясь сбить пламя и вырвать из раны стрелу. И те и другие, словно живые (или мгновение тому живые) факелы, освещали темную долину, улучшая видимость защитникам цитадели.

Палчелоры же вынуждены были действовать почти вслепую, потому что Аддон приказал ограничиться минимумом факелов на стенах. Внутренний двор цитадели освещался пламенем, которое зажгли в больших бронзовых светильниках, так что солдаты гарнизона были едва различимы на фоне черного неба и ливень стрел, выпущенных противником, причинил им мало вреда К тому же спасали и упомянутые уже плетеные щиты, и то, что палчелорские луки обладали значительно меньшей дальностью боя, нежели знаменитые тезасиу. Поэтому вражеские стрелы достигали стен Каина уже на излете, а лучники под командованием Руфа вынуждали варварских стрелков держаться на почтительном расстоянии.

Аддон свирепствовал, словно раненый зверь. Когда косматая голова одного из воинов Омагры появилась на верхней ступеньке лестницы, он схватил злополучного врага за волосы, коротким движением отсек ее и с силой швырнул вниз. Безжалостно отрубил по локоть чью-то руку, вцепившуюся в выступ каменной кладки, и со странной ухмылкой прислушивался к тому, как затихают внизу вопли искалеченного врага.

Третий вырос за его спиной, ловкий и гибкий, как черная тень. Лица его Кайнен не видел, только красные отблески пламени отражались в глазах палчелора. Он уже успел замахнуться на Аддона палицей, и звонко закричал какой-то воин, предостерегая командира, но тот мягко присел, развернулся лицом к противнику и, уже подымаясь, снизу вверх вонзил острие своего раллодена тому под нижнюю челюсть. Варвар забулькал кровью и тяжелым мешком рухнул со стены, увлекая за собой еще двоих или троих соплеменников.

Килиану случайной стрелой повредило ногу. Сперва ему казалось, что это и вовсе пустяковая царапина, однако, когда через несколько текселей голова закружилась, а потом поплыло перед глазами темно-голубое марево, он все же решил спуститься вниз и сделать перевязку.

Уна уже хлопотала над ранеными воинами. Глаза и губы ее опухли от слез, но в пляшущем свете факелов этого почти не было видно. Правда, Килиан не сразу узнал ее голос — сорванный, надтреснутый: запершись у себя в комнате, девушка выла несколько литалов подряд, до тех пор, пока не охрипла и не лишилась сил. Теперь горе ее отступило куда-то на задний план, а телом и душой овладело странное оцепенение. Она двигалась словно под водой. Однако это не мешало ей исправно выполнять свою работу. Да и окружавшие женщины старались незаметно помочь, заменить ее там, где это было возможно.

Раненых было не слишком много. И это искренне радовало женщин.

— Что с тобой? — испугалась Уна, увидев Килиана, ковыляющего по направлению к ней.

— Стрелой зацепило, царапина. Мелочь, но мешает.

Он сел, вытянул поврежденную ногу.

— С ума сошел! — забеспокоилась Уна, придвигая поближе светильник и оглядывая его ранение. — Кровь так и хлещет, я он говорит — царапина.

Молодой человек устало улыбнулся и… погрузился не то в дрему, не то в полубессознательное состояние.

Аддон Кайнен не заметил отсутствия сына. Все его внимание было поглощено сечей. Он вымещал на враге свою боль, и ужас потери, и страх грядущего одиночества, и невозможность обнаружить свои чувства. Его клинок лунным лучом скользил в темноте, и веер кровавых брызг плыл за ним в теплом ночном воздухе. Лицо Кайнена было забрызгано чужой кровью, он ощущал ее пьянящий запах и, словно дикий зверь, широко раздувал ноздри, вдыхая его. Отчего-то сейчас тошнотворно-пряный аромат крови казался ему самым изысканным на свете.

На вершине скалы, недалеко от осажденной цитадели, стоял воин в золотом шлеме и длинном черном плаще. В одной руке он крепко сжимал обнаженный раллоден, на лезвии которого плясали отсветы звездных огней, а в другой держал кубок, полный густой, темной и пряной жидкости. Время от времени он припадал к кубку и с жадностью поглощал его содержимое.

Красноглазый великан в припадке неистового гнева крушил своих врагов, но они наступали и наступали на него и казалось, им не будет конца.

Три воина с уродливыми головами — косматого человека, нулагана-кровососа и остроухого падальщика — в страхе пятились от зыбких клешнеруких теней.

Горбоносый высокий мужчина с пронзительным взглядом крепко, до боли, сжимал плечо слепого юноши, не давая тому двинуться с места.

И в глубокой тьме, которая царит по ту сторону жизни, проявлялся силуэт существа, чьего имени никто не знал.

Стройные ряды войск маршировали на север…