Принц шутов - Марк Лоуренс Страница 25

Ночь была довольно теплая, к тому же мы сидели у костра, а я еще и успел хорошенько размяться — и вот уже почувствовал, что меня клонит ко сну. Я лег на землю, не жалуясь, что она жесткая и что у меня волосы запылятся. Минуту-другую я смотрел на звезды и слушал тихий плач, потом зевнул и отрубился.

Той ночью меня тревожили странные сны. Я блуждал по пустому цирку, преследуемый воспоминаниями о глазах за той фарфоровой маской, но находил лишь танцовщиц, плачущих во сне и распадающихся на яркие осколки от одного прикосновения. Там были Черри и Лула, и они раскололись одновременно, произнеся одно слово: «жертва». Ночь пошла трещинами, расколовшими шатры, колеса, бочки, где-то в темноте ревел слон. Голова моя наполнилась светом, и вот наконец я открыл глаза, чтобы не ослепнуть.

Ничего! Только огромная туша Снорри, сидящего рядом, подтянув колени к груди. Костер погас, остались лишь красные угли. Циркачи ушли спать, забрав с собой свое горе. Ни звука, лишь стрекот насекомых. Сердце перестало бешено колотиться. Голова все еще раскалывалась, но виною тому была кварта вина, выпитого на жаре.

— Мир плачет, когда умирает ребенок, — пророкотал Снорри слишком глухо, чтобы можно было толком расслышать. — В Асгарде Один видит это, и немигающее око моргает.

Я решил не говорить, что одноглазый бог может разве что подмигнуть.

— Любая смерть печальна.

Казалось, сказать это — правильно.

— Судьба человека предначертана к тому времени, когда у него начинает расти борода. Дитя — это сплошное «может быть». Одно из худших деяний — пресечь то, чему еще не пришло время.

Я снова прикусил язык и не стал жаловаться, что именно это он сам и сделал тогда, у фургона танцовщиц. Меня удерживал не столько такт, сколько опасение, что мне опять расквасят нос.

— Полагаю, некоторые печальные вещи могут тронуть разве что того, кто сам родитель. — Я слышал это где-то, — кажется, кузина Сера сказала так на похоронах маленького братика. Помню, седые старики закивали, обсуждая ее слова. А она, наверно, прочла что-то такое в книжке. Уже в четырнадцать лет она сознательно старалась получить бабушкино одобрение. И ее трон.

— Когда станешь отцом, изменишься, — сказал Снорри, глядя на горящие угли. — Увидишь мир по-новому. Тот, кто не меняется, не настоящий мужчина.

Я подумал, а не пьян ли он. Сам я именно в таком состоянии склонен философствовать среди ночи. Потом я вспомнил, что Снорри — отец. Я не мог этого себе представить. Малышня, скачущая у него на коленях. Крошечные ручки, тянущие его за волосы. В любом случае, теперь я лучше понимал, что он видит там, в пепелище. Не этого нерожденного ребенка, но своих собственных детей, спасающихся в снегах. То, что вопреки всему влекло его на север.

— Почему ты все еще здесь? — спросил я его.

— А ты?

— Я отрубился. — В голосе моем звучали раздраженные нотки. — Я же не на карауле! Все, я уже проснулся, поищу место для ночлега получше.

Возможно, с более интересными очертаниями и курносым носом. Я встал, с трудом разогнулся и потопал ногами, чтобы разогнать кровь.

— Ты разве не чувствуешь? — спросил Снорри, когда я собрался уходить.

— Нет. — Но я чувствовал. Что-то не то. Будто что-то сломалось. — Нет, не чувствую.

В любом случае я остался на месте.

Насекомые умолкли, как по команде. Я услышал глухой шум, почувствовал его подошвами босых ног.

— А, черт!

Руки мои дрожали от привычного уже страха перед неизвестным, но еще и от чего-то нового, словно их наполнил рассеянный свет.

— Черт! Ну да, похоже. — Снорри тоже встал. В руках был украденный меч. Он так с ним и ходил или прихватил, пока я спал? Он показал клинком на могилу ребенка. Шум шел оттуда. Рытье, шкрябанье, звук корней, вслепую пробивающихся сквозь почву. Могильный камень слева покосился, словно под ним просела земля. Тот, что справа, завалился вперед с глухим стуком. Вокруг могильного холмика земля трескалась и вздымалась.

— Бежать надо, — сказал я, не имея ни малейшего представления, почему я еще этого не сделал. Слово «жертва» мелькало перед глазами. — Что там такое творится?

Возможно, меня держало на месте болезненное любопытство. Или неподвижность кролика, на которого устремился ястреб.

— Что-то строят, — сказал Снорри. — Когда нерожденные возвращаются, они забирают то, что им нужно.

— Возвращаются?

Иногда я спрашиваю, даже не желая на самом деле услышать ответ. Дурная привычка.

— Нерожденным трудно возвращаться. Это не то же самое, что павшему восстать. — Снорри принялся размахивать левой рукой с мечом, так что воздух глухо посвистывал, а клинок в отблесках углей сливался в мутную красноватую поверхность. — Они — необычные. Мир должен расколоться, чтобы принять их, и сила их невероятна. Мертвый Король наверняка очень нуждается в нас.

И тут я наконец сорвался и побежал. Земля вздымалась, из нее выходило что-то темное, разбрасывая сухие комья земли и могильные камни, и я пролетел шагов пять, прежде чем споткнулся о кувшин для вина и рухнул лицом в землю.

Я перекатился и увидел в слабом свете звезд и костровища воплощенный ужас, все еще по колено в земле, но уже возвышающийся над норсийцем, тощий, из одних костей и сгнивших тряпок, простирающий руки с когтями, растущими из бесчисленных фаланг. И на этих сухих скрипучих останках — что-то мокрое и блестящее, что-то живое, облепившее голем, созданный из могильного мусора, связывающее то и это, наполняющее нечто кровью.

Снорри издал бессловесный боевой клич, но остался на месте: что толку атаковать вот это? Оно было выше него на метр с гаком. Мертвое нечто протянуло руку, когти поискали Снорри, затем отдернулись. Серый череп, наполненный чем-то влажным, склонился на шее, которая некогда была целым человеческим позвоночником. И оно заговорило! У него не было легких и языка, но оно заговорило. Голос нерожденного был похож на скрежет то ли зубов, то ли кости о кость и каким-то образом складывался в осмысленные слова.

— Красная Королева.

Снорри шагнул назад и поднял меч. Череп качнулся, и эти ужасные влажные ямы вместо глаз нашли меня, босого, безоружного, уползающего на спине.

— Красная Королева.

— Не я! В жизни о ней не слышал.

Сила покинула мои ноги, и я больше не пытался сбежать, хотя лишь этого и хотел.

— Ты несешь в себе ее цель, — сказало оно. — И магию ее сестры. — Оно качнуло голову в сторону Снорри, и я снова смог дышать. — Или ты. — Нерожденный снова смотрел на меня, теперь уже вставшего на ноги. Под этим взглядом я сам едва не умер. — Спрятана? — Череп наклонился. — Как она спрятана?

Снорри атаковал. Пока внимание нерожденного было приковано ко мне, он прыгнул вперед и рубанул по узкому, сухому, костлявому скелету. Нечто угрожающе дернулось, пришло в себя и лениво отбросило норсийца, который оторвался от земли и грохнулся наземь, а меч отлетел куда-то в сторону и пропал во тьме.