Тайна подземного королевства - Кэтрин Фишер Страница 25

Роберт послушался. Дома был только отец; Роберт сказал ему, что остается у Максела.

— Ладно, давай. — Голос отца звучал рассеянно. — Тут больше никого нет. Мама задержалась в Лондоне. Вся Мариина пицца достанется мне.

Роберт положил трубку и вгляделся в сумрачные очертания меловых холмов на горизонте. Семья разваливается. Словно Хлоя была центром притяжения, главной осью, вокруг которой вращалась вся семья, а теперь — не стало оси, и жизнь остановилась. Как будто сам по себе, без нее, каждый из них ничего не значил.

В гостиную спустился Вязель. Вид у него был бледный, метка на лбу выделялась заметнее. Мокрые волосы были зачесаны назад, как будто он только что облился водой. Он тихо сел за стол у окна. На нем всё еще была та же самая темная куртка.

— Сегодня вы оба заночуете у меня, — ворчливо проговорил Максел.

— Спасибо. Но…

— Никаких «но». Я не повезу вас обратно, а автобусы уже не ходят.

— Мы могли бы дойти пешком. — Но при этих словах Вязель улыбнулся и добавил: — Святой отец, а зачем я вам здесь нужен?

Максел подался вперед.

— Расскажите о себе. Объясните, кто вы такой и чего хотите. Этот мальчик — мой крестник, больше того, моему попечению вверена его бессмертная душа. Я не допущу, чтобы с ним случилась беда. И, пожалуйста, никакого новомодного трепа.

Роберт изумленно посмотрел на отца Максела. Вязель только рассмеялся. Он раскрыл было рот, но Максел жестом остановил его, подошел к буфету, достал стакан и налил красного вина. Потом протянул стакан Вязелю:

— Сначала выпейте. На вас лица нет.

Вязель пригубил вино. Поглядел на холмы. Заговорил — и его голос зазвучал сильнее:

— Кто я и что я — это трудно объяснить. У меня было много имен, я жил во многих местах и эпохах, но настоящий мой дом не здесь. Он находится в месте, которое называется Аннуин, или Потусторонний мир. Другое измерение, другая реальность. Лес, где живут сновидения, пейзаж, где корни переплетаются с камнем. Можете назвать его Страной Грез.

Максел откинулся на спинку кресла и вытянул ноги. Он покорно вздохнул, но ничего не сказал.

— Я попал сюда из-за Даркхенджа. Его построили около четырех тысяч лет назад люди, жившие в этих местах. Они выбрали время года, когда звезды расположились нужным образом, а урожай был уже собран. Я видел, как они его строили.

Над краем стакана его серые глаза встретились с глазами Максела. Священник ответил ничего не выражающим взглядом.

— Интересное, должно быть, зрелище.

Вязель улыбнулся:

— О да.

— Вы не помогали?

— Я им пел. Пел о Котле, о деревьях. Когда дуб был очищен от коры, я пропел им великую тайну поэтов.

Максел достал сигарету.

— Продолжайте.

— Кромлех — это святилище, отчасти церковь, отчасти место, где исцеляются страждущие. Те, в ком есть знания и способности, могут использовать его как врата. Я слишком долго пробыл здесь; мое существование истончается, тает. Мне пора возвращаться. Кромлех — это для меня путь домой.

— А Хлоя?

Вязель вздохнул. Потом сказал:

— Я надеялся, что сумею ее найти, но она уходит всё глубже и глубже. Она заперта там, в себе самой, в своих воспоминаниях и страхах. Если я вернусь, то буду искать ее. Ничего не могу обещать. Возможно, Хлою удерживают против ее воли.

Часы пробили девять. Максел невидящими глазами посмотрел на циферблат. Этот взгляд был знаком Роберту — он его видел, когда писал портрет. Сосредоточенная, внушительная твердость.

— Видимо, вы много об этом знаете.

— Знание — моя работа.

— Потому что вы поэт.

Вязель ответил своей неизменной, едва заметной улыбкой.

— Потому что я — Рожденный из Котла.

— Друид.

— Лучше сказать — бард. Или священник.

Максел нахмурился:

— С удовольствием вышвырнул бы вас за дверь.

— Не думаю, отец. Потому что время на исходе. Власти уже знают о кромлехе и будут действовать быстро; его откопают и, возможно, увезут для исследования. Роберт рассказал вам о центральном захоронении?

— Нет.

— Это дерево. — Вязель отставил стакан и подался вперед, натянувшись от волнения, как струна. — Огромный дуб. Священное дерево, дерево шаманов, разбитое молнией, белое как кость. Его выбирали с великим тщанием; долгие месяцы трудились, выкапывая его из земли, для этого выбирали особое время, особую пору. Его окопали кругом, извлекли из земли вместе с корнями. Принесли туда, где строился кромлех, очистили от коры, обтесали ствол и перевернули. Это дерево стало осью, связывающей здешний мир и Потусторонний. Оно ведет в глубину. В мир, таящийся внутри.

Максел выпустил облако дыма и поглядел на Роберта.

— Так-то оно так.

Он был намеренно язвителен, но Вязель внимательно наблюдал за ним.

— Вижу, вам тоже это известно.

Максел сурово вгляделся в него:

— Вы, возможно, считаете, что способны жить вечно. Но и я тоже обладаю вечной жизнью. Как и все мы. И другие миры — они действительно существуют. Места, лежащие вне этой реальности. Одно из них называется преисподней.

Вязель опустил глаза, потянул за веревку и вытащил из кармана мешок.

— Она ведь не там, правда? — мягко произнес он. — Вы же так не думаете.

К удивлению Роберта, Максел насмешливо фыркнул.

— Верно, — сказал он. — Она не там.

— И я тоже не мог явиться из подобного места.

Максел встал — кожаное кресло пошатнулось.

— Нет, сын мой, — проговорил он, глядя на Вязеля сверху вниз. — Я так не думаю. Судя по вашему произношению, вы к нам явились из Уэльса.

* * *

На следующее утро к одиннадцати часам на свет появились корни.

Роберт застыл на минуту посреди глины, посреди кишащей мошками жары, протянул руку, погладил гладкий черный ствол, полую дуплистую сердцевину. Маркус уже начал строить догадки: мол, в дупле держали воду, или кровь, или священные предметы, или оставляли на съедение ястребам труп врага.

Дерево сфотографировали со всех сторон: Роберту очень хотелось зарисовать его, окунуться с головой в этот спутанный клубок деревянных нитей, то гладких, то узловатых, но времени не было.

Работа резко ускорилась. Начать с того, что Кларисса уже не была главной; ее место занял бородач в поношенных резиновых сапогах и синем водонепроницаемом плаще поверх костюма. Он провел краткую пресс-конференцию у входа за металлический забор; его звали Уоррингтон, он был из Комиссии по охране памятников. Приходили и уезжали другие новые люди, они беседовали, фотографировали, отпускали восторженные замечания. Кларисса тоже была здесь, она провела всё утро в фургоне, давая интервью по телефону, а теперь многоречиво вещала что-то в телекамеру. Кажется, она наконец-то добилась, чтобы ее услышали.