Красавица и чудовище. История невозможной любви - Серена Валентино Страница 25

Белль была не из тех девушек, которым быстро все надоедает, но и она устала от долгого сидения взаперти. Выходить на улицу было слишком холодно, поэтому девушка праздно сидела в маленьком кабинете у камина и размышляла о том, когда она сможет увидеть Чудовище.

Белль немного смягчилась по отношению к зверю после того, как он спас ее от волков, но при этом не могла забыть, почему она сбежала тогда в лес, навстречу опасности — из-за ужасного нрава Чудовища. Девушка вновь и вновь проигрывала в своей голове эту сцену: волки, лес, Чудовище, кровь. В ту ночь она едва не умерла из-за его ярости — и почему? Потому что она просто притронулась к его драгоценной розе? Однако ее собственный гнев и страх не остановили ее желания перевязать Чудовищу раны, не так ли?

Белль решила тогда, что это самое малое, что она может сделать для зверя после того, как он спас ей жизнь.

«Ах, прекрати, остановись!» — подумала Белль. Она слишком много думает. Собственно говоря, только этим и занимается.

Думает.

Анализирует.

Размышляет.

Интересно, как могли выносить такое женщины из книг, которые она любила читать. Сидеть, ничего не делая с утра до ночи, и ждать, пока мужчина придет и расскажет о том, что произошло за сегодняшний день. Между прочим, именно так проводит время и она сама, разве нет? Сидит и ожидает Чудовище. Белль совершенно нечем было заняться в замке, и она думала, что сойдет с ума от скуки. Дома у отца в ее распоряжении были по крайней мере книги, да и отцу она могла помогать с его изобретениями. Она была нужна ему. Он был нужен ей. Белль скучала по отцу и даже по жителям своего городка.

Да, конечно, все в городке считали Белль несколько странной, потому что она слишком много, по их мнению, читала и вела себя не так, как другие девушки. Но что делать, если ей было интереснее читать про принцесс, чем самой притворяться одной из них?

Белль была очень благодарна отцу за то, что тот всегда позволял ей быть самой собой и жить так, как она считает правильным. Позволял ей быть свободной. Не так много найдется девушек, имеющих такую свободу, и теперь Белль начинала понимать, какой редкостной и прекрасной еще совсем недавно была ее жизнь.

А теперь она одинока и сидит взаперти.

Чудовище наблюдало за тем, как она сидит в маленьком красном кресле возле камина.

Она не знала, что зверь стоит здесь. Лицо ее было недовольным, словно она за что-то упрекала себя. Может быть, бранила себя за то, что обработала раны Чудовища? Но она не могла знать правды. Как это возможно?

Она не знала, с какой легкостью Чудовище могло убить ее, если бы его внимание не отвлекли волки. Только представить, что зверь мог убить ее! Как страшно, как мерзко, что он мог совершить такой поступок. Это стало бы еще одной строчкой в длинном списке его злодеяний — в списке, который, вне всякого сомнения, ведут те ведьмы.

Чудовище было уверено, что это стало бы последней каплей, которая окончательно погубила бы его черное сердце, и ведьмы уже явились бы сюда, чтобы вдоволь поиздеваться над ним. Зверь полностью перестал бы быть самим собой — если еще не перестал. Наверное, что-то от самого себя в нем еще осталось. Не стал же он окончательно зверем, правда же? Тогда бы ему уже не хотелось снять проклятие. А он хотел, отчаянно хотел этого. Красавица была его последним шансом на спасение. Он не был уверен в том, что заслужил этот шанс, но видел в появлении девушки в замке знак, что еще можно попытаться что-то сделать.

Может ли он заставить себя полюбить ее? Действительно полюбить такую девушку, как она? Ведь Белль совсем не была похожа на девушек, которые ему всегда нравились. Она была очень красива, да, но это была не та красота, которой он обычно восхищался. Нет, ничего из этого не получится — даже если он действительно полюбит Белль, то разве сможет она когда-нибудь полюбить его?

Все безнадежно.

Он омерзителен.

Он впервые по-настоящему понял это. Увидел, каким чудовищем он стал, почувствовал, что заслужил наказание, придуманное для него Цирцеей.

Может быть, то, что происходит сейчас, и есть худшая кара для него — понять, что он никогда не знал, что такое любить по-настоящему.

Белль заметила его и улыбнулась. Этого он никак не ожидал.

— Белль, ты пойдешь со мной?

Она удивленно приподняла бровь и лукаво улыбнулась, словно не поверила услышанному.

— Хорошо, — сказала она.

Они прошли вестибюлем в длинную галерею, в которой Белль еще ни разу не была. В галерее ничего не было, если не считать маленькой бархатной скамейки, одинокой статуи горгульи и сводчатого дверного проема в конце. Когда они подошли к этой двери, Чудовище сказало:

— Белль, я хочу тебе кое-что показать. — Он начал открывать дверь, но остановился. Его удивила собственная робость. — Но сначала закрой глаза.

Белль вновь удивленно посмотрела на него. «А почему, собственно, она должна мне верить?» — подумало Чудовище, но Белль выглядела заинтригованной и, похоже, чувствовала себя в его компании спокойнее, чем раньше, что давало ему некоторую надежду.

— Это сюрприз! — сказал он, и Белль закрыла глаза. Она почувствовала, как зверь провел ладонью перед ее лицом, желая убедиться, что она не подсматривает.

Они оба не доверяли друг другу. Чудовище, взяв Белль за руку, повело ее за собой — девушке показалось, что они очутились в каком-то просторном пустом пространстве. Так она решила, прислушиваясь к гулкому звуку своих шагов.

— Можно открыть глаза? — спросила Белль, и ее слова отдались эхом. Если бы она не знала, что находится в замке, то подумала бы, что оказалась в большом соборе.

— Нет-нет! Подожди здесь! — Он отпустил ее руку. Белль услышала шорох, а затем ее лицо согрел солнечный свет.

— А теперь можно?

Чудовище искренне наслаждалось происходящим, ему было приятно сделать Белль подарок, и зверь обнаружил, что улыбается — впервые за тысячу лет.

— Да, открывай! — сказал он.

Белль открыла глаза, и они широко распахнулись при виде потрясающей картины.

— Не может быть! — воскликнула она. — Столько книг я не видела за всю свою жизнь!

Таких чувств Чудовище не испытывало еще никогда, оно не ожидало, что сделать кого-то счастливым будет столько для него значить.

— Ты… тебе нравится? — спросил он.

Ей это нравилось больше, чем она могла выразить словами.

— Бесподобно! — сказала она.

Такой счастливой зверь еще никогда ее не видел.

— Тогда они твои, — ответил он, и его охватило неведомое раньше чувство. То, что начиналось для него как поиск возможности сблизиться с Белль ради того, чтобы снять проклятие, превратилось в нечто иное, в чувство, которого он не мог понять.