Ветер и меч - Наталья Резанова Страница 25

Я невольно вспомнила о верховном царе ахейцев и его дочери (или это была не его дочь?).

— Мы справедливы, — гордо сказала Горгона. — Мы требуем только первенцев. И не спрашиваем, какого они пола.

— Вот ты и проговорилась, Мормо. Мы требуем! Не Богиня. А я — служанка Богини, не ваша.

— Ты совершаешь ошибку, отвергая указующий перст Храма. Большую ошибку. Подобные слова всегда — признак слабости, как насморк — признак простуды.

— В храме служат всего лишь люди. И никто из людей не может приказывать мне, кроме законно избранной царицы Темискиры.

— Кто здесь знает о твоей Темискире? И кто вспомнит о ней?

— Достаточно, что о ней знаю и помню я.

— Ты еще можешь упрекать нас за слово «мы»? Ты, твердящая без перерыва «я, я, я»!

— Итак, «я» против «мы». Недурно звучит. Обязательно расскажу в Темискирском храме. А пока запомните — или вы порадуете Владычицу Зверей кровью зверей, или я перекрою все пути к храму, осушу болото, и тогда не будет никаких жертв.

— Мы вернулись к тому, с чего начинали. — Ее лицо не выражало испуга.

— Как змея, что сворачивается в кольцо.

— Но ты грозишь убить наших змей. И нас тоже. — Мормо встала. — Не страшно. Есть древняя мудрость: «Все змеи родятся из крови горгоны».

— Ты подсказываешь мне способ действий, Мормо. Но я предполагала бы иной.

— Это неважно. Какой бы ты ни избрала, так, как ты хочешь, не будет!

— Полно! Ни заклинания ваши, ни обряды, ни курения не имели надо мной силы. Неужто ты стремишься достичь большего, без конца пережевывая одну и ту же жвачку? И откуда тебе знать, сидя у себя в болоте, чего я хочу?!

— Ага! — она рассмеялась сухо и дробно (словно мелкие косточки посыпались с ладони в горшок). — Сонная рыба проснулась. Это гораздо больше того, на что я надеялась.

— Я вижу, тебе нечего добавить. Возвращайся к своим сестрам, горгона, и передай им, что видела и слышала. Сейчас новолуние, и если до полной луны я не услышу ответа, вы узнаете руку Богини.

— Ты получишь ответ, Военный Вождь, — Мормо опять возложила на себя маску, и на меня смотрели два светящихся зеленых камешка.

Пока мы говорили, солнце исчезло за стеной крепости, и в наступившем полумраке фигура горгоны приобрела нечеловеческое величие.

Я ударила по щиту, и дверь открылась. Вошла Киана.

— Возьми людей и проводи нашу гостью до полосы пустыни.

Киана осклабилась.

— Нелишняя предосторожность. Наступает ночь, а сквозь эти камешки, пусть и шлифованные, вряд ли что-либо видно. Да и вообще в одиночку небезопасно…

При всей склонности к насмешкам обычно Киана так много не болтала. Ее многословие объяснялось лишь сильнейшей неприязнью к горгоне. Та притворилась, что не поняла этого.

— Не стоит утруждать себя моей охраной. Ночь для нас — объятия Богини, и тьма — наша мать.

— Позволь оказать тебе услугу, — учтиво сказала я, нисколько не сомневаясь, что горгона в этом не нуждается. Но нежелательно было, чтобы она в темноте шастала по верфи. — Мои люди разгонят волков, если они тебе повстречаются.

— Ты всегда настаиваешь на том, чего хочешь. — Она вновь захихикала, но из-за маски смех прозвучал гулко и оттого немного жутковато. — Но знаешь ли ты сама, чего хочешь?

Провожать посланницу я не пошла. Достаточно того, что я ее встретила. Но когда я запалила лампу и вернулась к столу, работа не пошла. Прислушавшись, уловила, как прогремели по двору копыта, как обменялись паролем дозорные, открылись и захлопнулись ворота. Голова болела, словно я перебрала крепкого вина или темного пива. Может, Мормо все же пыталась неким непонятным образом наложить на меня чары?

Я задула лампу и, покинув комнату, спустилась по лестнице. Прошла через двор. Он казался безлюдным, но слышно было, как на-верху перекликаются часовые. Хотя огонь в оружейной мастерской был уже потушен, оттуда веяло теплом остывающей жаровни, и кто-то хрипло тянул вполголоса восточную песню:

Приведите ее, приведите ее, сестру мою приведите,

Грамотейку мою, приведите ее, сестру мою, приведите ее!

Певунью мою, приведите ее, сестру мою, приведите ее!

Чародейку мою, меньшую мою, сестру мою, приведите ее!

Ведунью мою, вещунью мою, сестру мою, приведите ее!

Нет, не вся еще крепость спала, и шаги мои не отдавались гулким громом, как бывает в пустоте. И все же впервые со времени возвращения из храма Змеиного Болота я была совершенно одна, никто не сопровождал меня.

Я поднялась на стену, чтобы, по обыкновению, взглянуть на море. Над ним висел узкий серебристый серп новой луны, такой же, как у меня на шее. И бледный свет луны, и желтый свет факелов в башне смешивали тени на стенах, и кто хотел бы увидеть духов, будоражущих кровь и смущающих сердца в эту ночь новолуния, он бы их увидел.

Но мне не хотелось видеть духов. Неужели Мормо была права, сказав «Сонная рыба проснулась»? Но отчего? Откуда вся эта тревога последних недель? Ведь все идет по плану. Все идет. А дальше?

Почему-то все в один голос — и враги, и друзья — попрекали меня молодостью и легкомыслием. И горгоны, и Хепри. И Митилена утверждала, что я не способна понять природу зла, а Келей называл меня девчонкой, играющей в войну. Ну, так я больше не буду играть. Это как на Самофракии, только там все делалось, чтобы уцелеть, а здесь будет высшая цель.

Какая? Я уже сказала Митилене: «Чтобы все было по справедливости». Разве тот облик Богини, которому я служу, не именуется Неотвратимая Справедливость? Конечно, полного равенства между людьми не может быть никогда. Но ведь речь вдет не о равенстве, а о справедливости. Чтобы никто никого не обижал — вот единственный долг воина.

Но для этого нужно избавить слабых от голода и страха, занять сильных достойным их мощи трудом. И это не беспочвенные мечты, не бред, порождаемый новой луной. Здесь есть все, чтобы осуществить эту цель.

Не для того ли Богиня вела меня сюда по многим морям, в землю Богини Змей? Богиня, что, как змея, умирает и обновляется? Старуха болотной трясины, и та, что сочетается со змеем на гребне морской волны, порождает все сущее, и дева с серпом молодой луны… Серпом, который так легко превращается в меч. А та, кто его держит? Я сама назвала ее Горгонам: Нейт, Открывательница Путей. Ахейцы называют ее Афина-градостроительница…

Но город — это только начало. Иначе он ничем не будет отличаться от городов атлантов — одиноких форпостов против воинственных дикарей. Да, конечно, все это будет. И городские стены обнимут постройки на берегу, и мол протянется в море, и храм Богини встают здесь, видимый всем.

Но я должна подумать и о тех, кому Богиня дала эту землю. Она — дала, а я должна ее устроить. Мысль о каналах, о разведке в направлении озера не случайно брошена в мой мозг. Не кровь младенцев оросит пустыню, а вода из каналов, которые соединят озеро с побережьем. И пустыня расцветет и станет плодородной. Здесь есть все для этого. Есть люди, сила и желание.