Обручённая со смертью. Том 2 - Евгения Владон Страница 25

– То есть… своих питомцев вы приводите на данные сборища, чтобы все могли увидеть ваши истинные с ними отношения? Насколько глубоко вы к ним привязаны, а, точнее, наоборот, как вы их презираете и до какого уровня дна готовы пробить их головами грунт?

– Что-то в этом роде. – не похоже, чтобы Астона забавляли все эти подробности. Но открывать с каждым его новым словом неведомые мне ранее стороны цессерийцев… Теперь хотя бы понятно, почему он так долго о них замалчивал. Берёг мою психику и нервы. Счастье ведь действительно в неведенье, и сегодня я это познала, как никто другой.

– Любая форма жизни – это вечная диалектика и вынужденный конфликт с окружающей нас вселенной. Сплошная борьба за выживание. Сильнейший пожирает слабого, сильнейший использует слабого и боится впоследствии слабого, поскольку не может обойтись без второго во всех смыслах обоюдного сосуществования. И, когда приходится признавать свою слабость, понимать, что она неизлечима, в какой-то момент ты начинаешь ненавидеть свои протезы с костылями пуще смертельных врагов, как будто это они изначально были виноваты в твоём несовершенстве. Извращённые взгляды и мировоззрение не раз приводило к бессмысленным бойням и истреблению ни в чём неповинных людей (и не только людей). Я же говорил… мы наделили вас своими наихудшими качествами, цепляясь за них последние сотни тысяч лет как за наиценнейшие добродетели своего вида, благодаря которым и сумеем выстоять, выжить и… победить. Мы для вас действительно чудовища, с какого ракурса не посмотри, и останемся таковыми до скончания времён. И то, что я хотел тебя оградить от своего мира и тени Цессеры – имеет вполне обоснованное объяснение…

А вот о последнем мог бы и не говорить. Я и сама догадалась об этом только сейчас. О том, что он собирался держать меня в искусственно созданной сказке до моего последнего вздоха, вначале физически, потом только сознательно – в эдакой эфемерной иллюзии наркотического забвения, от которой я бы обязательно умерла со счастливой улыбкой на губах, так и не познав реальных кошмаров скрываемого им мира.

Очень страшно впускать в своё сознание всё это именно в подобные моменты, поскольку нервы и без того натянуты до предела, ещё и оголены до такой степени – дотронься заорёшь от боли благим матом и обязательно до срыва голоса. Но хотя бы кричать не стала. Только несдержанно всхлипнула, поспешно зажав дрожащей ладошкой рот. Разве что брызнувшие из глаз слёз так и не успела остановить. Банально не хватило сил. Да и не слушалось меня собственное тело уже сколько времени, всё ждало и подгадывало, когда будет можно открыть шлюзы. Вот и дождалось.

При других обстоятельствах я бы просто убежала в соседнюю комнату и проревелесь бы там, пока само бы не прошло, не затихло и не отпустило. Но не сейчас и не здесь. Сумела только жестом руки остановить Астона от его ответного порыва ринуться ко мне со своей бессмысленной помощью, кое-как остановив и себя. Заставила себя не плакать практически насильно или через силу. Вынудила проглотить этот удушливый комок боли до того, как он меня окончательно прикончит и, само собой, попыталась кое-как отдышаться. Хоть немного и как-то прийти в себя.

Единственное неудобство, не оказалось под рукой платка или какой-нибудь салфетки, поэтому пришлось воспользоваться по старинке подолом халата. Да мне как-то в таком состоянии было совершенно не до изысканных манер.

– И что… – сложнее, наверное, было не заговорить, а вернуть себе лицо надменной гордячки, которая всего-то поддалась минутной слабости. Беспокоиться нет нужды. Я в норме! Я всё выдержу. Ведь поэтому я и здесь. Мне надо знать, вашу мать, с чем мне предстоит иметь дело в ближайшие часы своей столь скоротечной ещё и до смешного жалкой жизни. – Мы должны каким-то непостижимым образом убедить всех, что между нами нету ничего противоестественного? Я… твоя собственность и готова в любую секунду по приказу своего хозяина лечь под любого, кто захочет её трахнуть на финальной оргии?

– Не совсем. Если я не захочу участвовать в оргии, никто не посмеет к тебе притронуться, ни до, ни в течении, ни после приёма. Проблема в другом… Отказываться и уходить до начала оргии у нас не то что не принято, а никогда и никем ещё до сего дня не практиковалось. Максимум, я могу избавить тебя от участия, сославшись на то, что ты находишься под моей опекой совсем недолго и к таким «мероприятиям» совершенно не готова и не приучена.

– А ты? – не скажу, что испытала хотя бы мнимого облегчения, ибо ничего успокаивающего в последних словах Астона так и не услышала. Но ещё меньше всего ожидала, что так на них отреагирую, пропустив через сердце и горло острейшие разряды удушливой боли. Даже перед глазами запорошило и поплыло.

Кто бы мог подумать, что я способна… на такие убийственные приступы ревности. И к кому, спрашивается? Он ведь и не человек вовсе при всём-то развёрнутом раскладе!

– Хочешь сказать, тебе придётся там остаться… до конца? – вот сейчас меня точно стошнит.

– Остаться меня никто не может заставить. Но если я уйду, это может вызвать определённые подозрения.

– А если предоставить справку, что у тебя какое-нибудь цессерийское ОРЗ? Или… не знаю, забыл выпить виагры перед приёмом. – понимаю, мои слова звучат, как полный бред или жалобное отчаянье окончательно съехавшей с катушек дурочки, но неужели всё настолько тупиково? И у кого спрашивается? У расы высших и бессмертных существ, которые не научились за столько тысячелетий утончённому искусству изощрённой лжи? Никогда такому не поверю!

Ну, хотя бы Астона повеселила. Впервые за столько времени сподобился на сдержанную усмешку и более расслабленное движение головой.

– Думаю, это не самое страшное, что там может случиться. У нас не принято обманными путями добывать себе доноров с редкой кровью, хотя по закону подобные аферы вроде как и не являются преступлением. Но сам факт, что ты увёл из-под носа у остальных столь редкий экземпляр – никак не добавляет бонусных очков в твою кармическую копилку прошлых достижений. Ещё и может усилить к тебе всеобщее недоверие с более пристальным вниманием со стороны в будущем.

– Кстати, всё хотела спросить об этом моменте. Как вы вообще определяете, кто, с какой кровью рождается? Гросвенор упоминал о банках пуповинной крови. То есть, вы отслеживаете нужных вам детей именно так? Через родильные дома?

– По сути, это самый лёгкий способ. Плюс – каждый день несколько ценнейших порций как самой крови, так и идущей с ней в комплекте плаценты. Ничто так не ценно, как кровь новорожденного, а пуповинная и подавно. Тебе ведь должно быть известно, что при рождении ребёнка, не ждут, когда она вся перетечёт малышу из последыша. Более того, сейчас принято перерезать пуповину практически сразу же, максимум через две минуты после завершения родов, чем наносят младенцу ещё одну непоправимую травму, идущую вслед за вывихом шейных позвонков. Раньше её никогда не перерезали на столь ранних сроках, ждали, когда и кровь вся по ней перейдёт вместе с кислородом, стволовыми клетками и важнейшими микроэлементами, и ребёнок при этом не получит ни ожога лёгких, ни травмы мозга при насильственной асфиксии, обучаясь дыханию постепенно, а не столь варварским способом. Так что детей ваших мы научили калечить весьма эффектно руками ваших же акушеров, а заодно получать из роддомов необходимые сведенья о новорожденных с дополнительным органическим материалом для собственного выживания.