Любить как люди - Ольга Меньшикова Страница 25

– А это Стеша… – он взял ее за руку, – моя невеста.

Немая сцена. Занавес опускается.

Это если б они читали «Ревизора». Но Гоголя читал из всех только Дашков, (такая уж профессия), поэтому мизансцена была несколько иной.

Все, включая «невесту», остолбенели с вытаращенными глазами, как замороженные. Да, этот парень был настоящий, можно смело сказать, прирожденный Дашков: я люблю, я уверен, так чего тянуть? Пацан решил – пацан сделал.

Не успела эта скульптурная группа «оттаять» от заморозки, как в дверях появилась Ольга.

– Простите, я туда попала? – как-то некстати сказала она, хотя видит же, что именно туда!

– Мам, познакомься, это Саша… он сделал мне предложение, и мы поженимся, правда, здорово? вы же не против? А это его мама, сеньора Лорэтти, – выпалила Стеша, не выпуская алексовой ладони.

В процессе этой речи Ольга взглянула на «жениха», потом перевела вопросительный взгляд на супруга и… как ни в чем не бывало, воскликнула:

– Значит, тут все хорошо? Ох, как я рада, как я волновалась, когда мне позвонила Стеша, вы не представляете!

Она не дала никому и глазом моргнуть.

– Ну, с поздравлениями и подготовкой к свадьбе пока придется повременить – жених сначала должен поправиться.

В воздухе снова повисла неловкая пауза, но тут, как нельзя вовремя, появилась палатная сестра и, мило улыбаясь, сообщила, что пациенту пора принимать лекарства и отдыхать, поэтому «посторонних просьба удалиться».

Выйдя из палаты, Дашков схватил Ольгу и, никому ничего не объясняя, потащил за угол, на лифтовую площадку. Фиби со Стешей проявили воспитанность, сделали вид, что все так и делается в приличном обществе и стали говорить, разумеется, об Александре – это была пока единственная тема, которая связывала будущих свекровь и невестку.

– Оль, я…

– Это твой сын? – в ее голосе не было никакого трагизма, только удивление.

– Мм, – кивнул он. – Как ты…

Мудрая Ольга поняла, в чем дело, буквально сразу. Ее жизненного опыта вполне хватало на то, чтобы дорисовать ситуацию, когда четверо в одной комнате напряженно молчат, при этом юноша – вылитый Андрюха в юности (уж она-то это помнит лучше всех), ему 20 лет («задание» Дашкова было в 2019-м), они с ее дочерью держатся за руки, муж как кол проглотил (попробуй еще доведи его до такого состояния!), а незнакомая шикарная женщина может быть только матерью тяжело больного, иначе что ей тут делать.

– Я просто предположила. Андрюш, это… она?

– Да.

Они помолчали.

– Оль, ты…

– А мне нравится, что у тебя теперь есть сын. Это же прекрасно, ты же так хотел!..

– Оль, это все не о том… – наконец, ему удалось сказать хоть что-то членораздельное, – я ведь ничего не знал, поверь, ты мне дороже всех… и сыновей, и дочерей, и если ты скажешь…

– Ну все-все, успокойся, все ведь хорошо. – Она стремительно обняла его за шею, прижалась головой к его груди, никого не стесняясь (народ периодически ходил туда-сюда, с любопытством поглядывая на знаменитую пару). Он тоже обхватил ее руками, прижался губами к макушке.

– Никогда, слышишь, никогда не изменяй себе. Делай так, как думаешь, как решил. Я верю тебе, любовь моя, слышишь, всегда верю. Я всегда у тебя на подхвате, ок?

– Ольга… ты у меня невероятная, – сказал Андрей, поцеловал жену в висок и добавил:

– Люблю тебя.

Они еще постояли так немного, как бы запечатывая этим объятием все, что только что сказали и услышали.

– Теперь самое ужасное: как им сказать??

– Думаю, Фиби…

– Фиби? Что за странное имя…

– Она наполовину русская… да вообще, это сейчас не важно. Думаю, она права: нельзя откладывать, скрывать и притворяться, они не заслужили такой чудовищной лжи. И вообще, в нашей семье этого никогда не было.

– И не будет. Можно, я сама скажу ей?

– Я хотел просить тебя об этом. – И он нежно поцеловал жену в лоб.

* * *

Они нашли Стешу и Фиби, мирно беседующих у дверей палаты.

– Позвольте, я украду у вас дочь, нам надо кое-что обсудить, – заговорщически сказала Ольга. – Стеш, ты на машине? Очень хорошо, а то я заглохла в этом потопе, пришлось на перекладных добираться.

И они ушли, вновь оставив Фиби с Андреем наедине.

– Пойдем в машину, – сказал он, взяв ее под руку. – Там я хоть закурю, наконец. Я хотел бы знать, если можно… ну, насколько ты можешь мне открыться… как все было, как вы жили…

И Фиби рассказала, как она ночью села на байк и действительно поехала топиться… но не смогла. Может, ее держала уже появившаяся в ней маленькая жизнь?.. Тогда она, на том же байке, поехала к отцу выполнять свою часть обязательств.

Фиби вышла замуж с условием, что муж к ней не прикоснется. Это было нетрудно и даже облегчало обоим жизнь: он был другой ориентации, и женитьба ему нужна была, по сути, как ширма. Когда она поняла, что беременна, то предложила ему сделку: он признает ребенка, дает ему свое имя, а она не мешает ему заниматься своими мужскими делами.

Про тайну рождения догадывалась только ее, а впоследствии и Александра, няня – только она знала о том, какое место занимал актер Андрей Дашков в жизни ее воспитанницы. Но это были не более чем догадки. Фиби жестко держала слово, данное ее отцом Дашкову.

– А тогда, на концерте, в Милане… это была ты?

– Да. Саше было тогда три месяца, а тут твои афиши… Я не выдержала, попросила Фабиану побыть с ним и поехала в Милан. Очень хотела тебя увидеть. Думала – ну там же 25 тысяч, заметить меня нереально! Но ты все-таки заметил, я поняла это сразу – твой голос и твое лицо… они изменились. В общем, я ушла, не дожидаясь, пока ты найдешь меня – тогда бы не смогла уйти, и все могло бы быть… ужасно для тебя. А ты искал?

– Как сумасшедший. Тогда я еще тобой болел.

– А сейчас?

– Сейчас нет.

– Хорошо.

Они помолчали. Разговор о прошлом был исчерпан, как и само это прошлое.

– Я скажу ему сама. Завтра утром.

– Тогда до завтра?

Она протянула руку, он взял ее в свои.

– У тебя чудесный сын, Даш.

– Конечно, ведь ты его мать.

* * *

Ольга решила не вилять хвостом и не подкрадываться на мягких лапах. Ситуация была слишком серьезная и для дочери, конечно, весьма трагичная. Сердце матери не может переносить такие вещи спокойно по определению, так уж оно устроено. Но сказать должна была именно она – чтобы потом плакать вместе с ней, жалеть ее, находить слова утешения, не оставлять одну.