Посол вон! - Сергей Платов Страница 25

— Вот Илюха, не побоюсь этого слова, Солнцевский, — раздался разудалый голос Изи. — Мы им верой и правдой, не жалея живота, по самые «не балуйся», на передовой, без горячего питания, на голом окладе и прочее... А они меня в кутузку забрать хотят! Да я после такого к себе отношения вообще могу обидеться, и таки тогда вы поймете, на что способен Изя в гневе.

— Кстати, я тоже могу обидеться, — резонно заметил Солнцевский, усаживаясь рядом с другом.

— И я могу, — тут же подхватила Соловейка и присоединилась к коллегам, несмотря на то, что мгновение назад просила Солнцевского не обострять обстановку. Что поделаешь, корпоративная этика.

— Вы вообще понимаете, что мы втроем можем натворить тут в Киеве? — ехидно поинтересовался Изя. — Эх, жаль, Мотя улетел, а то бы размах еще больше был.

— Представляем, — неохотно признался Добрыня. — И поэтому просим тебя, Изя, добровольно отправиться в темницу, а вас не препятствовать этому процессу.

— Изя, может, угостишь своим чудесным первачом, а то у меня что-то ум за разум заходит, — неожиданно встрял Попович и, сбросив с себя всю воинскую амуницию, не дожидаясь приглашения, тут же уселся за стол.

От такого поворота все присутствующие немного ошалели. Сами посудите, к вам в дом приходит наряд милиции, предъявляет ордер на арест, а потом скидывает кирзачи, просит что-нибудь выпить и удобно располагается в кресле перед телевизором. На такое вопиющее хамство можно было ответить только одним — принести бутыль первача. Именно так Изя и поступил. Соловейка тут же поставила на стол плошку с малосольными огурцами, все присутствующие (кроме Любавы, конечно) хлопнули по маленькой, и закрутился странный разговор.

— Ну и что за дело вы шьете Изе? — смачно хрустя малосольным огурчиком, поинтересовался Солнцевский.

— Попытку завладеть движимым имуществом посла Бухарского эмирата Каюбека Талибского, а также намеренье украсть и обесчестить луноликую Газель, дочь обозначенного посла, — с неохотой отрапортовал Добрыня. — Проще говоря, попытался угнать карету вместе со всем ее содержимым.

— Милицейский произвол, это вам не тридцать седьмой год! — тут же взвился Изя. — Вранье от первого слова до последнего! Я буду жаловаться в Страсбургский суд! Даешь презумпцию невиновности! Не пойман — не вор!

Добрыня с Поповичем, получив такой отпор, замерли в нелепых позах с огурцами в руках. Вывел их из этого состояния Солнцевский, разлив еще по стакану.

— Это все?

— Нет, — вздохнул Алеша Попович, — при попытке его задержать он оказал яростное сопротивление.

— Оба личных телохранителя Газели в тяжелом состоянии находятся в лазарете, — добавил Добрыня. — А когда после содеянного он попытался скрыться с места преступления, его видел посол королевства Польского Альфонсо Чмоник, совершенно случайно очутившийся рядом.

— Случайно... — хмыкнула Соловейка и отправилась в погреб за очередной порцией малосольных огурцов, поскольку эта незамысловатая, но очень вкусная закуска уже исчезла со стола.

— Изя?! — переварив услышанное, повернулся к другу бывший браток.

— А что сразу Изя! Чуть что, сразу Изя! — взвился черт. — Моте, значит, верим на слово, а мне, своему другу и боевому офицеру, доверия нет?!

— Да есть, есть, — успокоил его Солнцевский. — Просто я подумал, что ты вполне мог такое отмочить.

— Мог, но не отмочил, — немного успокоился Изя. — Я словно сурок спал дома и по «Иноземным слободам» не шлялся. Хотя, чтобы смыть позор несравненной Газели, я готов взять чужую вину на себя и жениться на ней. Конечно, предварительно обсудив с будущим тестем вопрос с приданым.

— Он требует твоей немедленной казни, — скромно заметил Добрыня.

— Да неужели вы не понимаете, что это очень похоже на подставу? — не удержался Солнцевский и перешел на повышенные тона.

— Понимаем, — пожал плечами Алеша Попович, — и Берендей понимает, но закон есть закон, и до окончания следствия Изя должен быть взят под стражу.

— А я не согласен под стражу, — резонно заметил Изя, — чего я там не видел? Мне и здесь хорошо!

— Берендей догадывался, что ты можешь не согласиться, поэтому, чтобы не накалять атмосферу, готов пойти на некоторые уступки.

— Какие? — тут же сориентировался черт. И осознавая, что посидеть все равно придется, попытался сделать этот процесс максимально безболезненным.

Долго еще шел этот спор, но в конце концов Изя выторговал для себя отдельную трехкомнатную камеру с хорошим видом из окна, пятиразовое питание и моральную компенсацию в размере тройного оклада.

Потом все присутствующие долго обмывали соглашение, таким образом арестанта унесли к месту дальнейшего пребывания уже в полной темноте.

* * *

Весь следующий день Солнцевский метался от «Чумных палат» до княжеского дворца, от дворца к темнице, от темницы опять в «Чумные», оттуда в «Иноземную слободу»... Положа руку на сердце, толку от всего этого мельтешения было ни на грош. Берендей изменить меру пресечения до суда категорически отказался, иноземцы даже разговаривать со старшим богатырем не пожелали, а в темницу его просто не пустили, аргументируя это тем, что тюрьма не проходной двор, что Изя и так размещен по высшему артикулу.

Наконец Илюха вернулся домой и с аппетитом взрослого мамонта набросился на приготовленный Соловейкой ужин. Проблемы приходят и уходят, а режим питания нарушать нельзя, тем более что можно совместить приятное с полезным.

Илюха уминает за обе щеки запеченный говяжий язык, жаренные на шкварках овощи да с солеными грибками, а Любава рассказывает, что слышно в городе.

— Чего только на базаре не болтают. Мол, что Изя гарем у посла увел и на нем женился.

— На всем гареме разом? — удивился Солнцевский, чуть не подавившись соленым груздем.

— Да, — охотно согласилась Соловейка. — А еще, что, пока Изя в темнице, ты пошел другу навстречу и приютил его у себя.

— Кого?

— Так гарем! — хмыкнула Любава. — А еще говорят, будто Берендей просто нашему Изе завидует, что его столько женщин сразу полюбило, и токмо из-за этого в темницу и упек.

— А про иноземцев чего болтают? — Солнцевский направил в нужное русло рассказ Соловейки.

— А чего про них болтать? — пожала плечами Любава. — Басурмане — они и есть басурмане. Говорят, решили «Дружину специального назначения» извести, чтобы даже духу ее на Русской земле не было.

— Кого-то конкретно подозревают?

— Так всех помаленьку.

— Ясно... — почесал затылок Илюха, с явным удовольствием глядя на гору пустой посуды. — А у меня ничего особенного. Берендей твердит, что свидетелей расспросил лично, все улики указывают на то, что это наш Изя порезвился у душмана этого. Говорит, что будет максимально оттягивать суд, что у нас есть немного времени, чтобы разобраться, кто именно заварил эту кашу.