Муж на сдачу - Nata Zzika Страница 25

Стоило вспомнить, на что она осмелилась, представить Елиазара, как слёзы потекли сами по себе.

— Миледи, — дверь осторожно приоткрылась, — я прошу прощения за беспокойство, но здесь кузен вашего супруга, он категорически настаивает на встрече!

Всхлипывая, Гвинет быстро накинула халат, запахнувшись в него по уши, и отошла к окну, бросив:

— Что ему надо? Пусть войдёт, но ты, Стани, тоже останься.

Камеристка понимающе кивнула и открыла дверь шире:

— Входите, Ваша Милость.

Видимо, Энгель и сам проснулся недавно — одна его щека всё еще хранила красные полосы, намятые во сне, волосы, обычно аккуратно расчесанные и стянутые в хвост, торчали «петухами», выбиваясь из общей массы, глаза лихорадочно блестели, в одежде, всегда безукоризненно аккуратной, царил легкий беспорядок.

— Миледи, — барон поклонился, жадно рассматривая обстановку.

Взгляд мужчины скользнул по фигуре графини, на секунду задержался на её лице, уголок рта Энгеля дернулся. Далее, глаза барона осмотрели кровать, задержавшись на золотистой простыне, ровно натянутой и немного смятой только с одного бока большой кровати, зацепили пеструю кучку — покрывало, обшарили пол и кресла.

— Чем обязана? — Гвинет произнесла это дрожащим голосом. — Мало того, что я никак не могу в себя прийти, так еще вы наносите мне оскорбление в доме моего… моих… графа?

— Миледи, прошу меня простить, — поклонился несколько обескуражено выглядящий мужчина, — я хотел бы переговорить с вами. Без третьих лиц.

— В моей спальне? — изумилась девушка. — Вы хотите, чтобы обо мне поползли слухи? И так все косятся, почему вы до сих пор живете здесь, раз Его Сиятельства нет дома.

— Вы меня выгоняете?

— Не имею таких полномочий, но ваше присутствие меня тяготит, — ответила Гвинет. — Если бы я была мужчиной, и пропал мой брат, я не сидела бы в его замке, компрометируя его супругу, а принимала бы самое активное участие в его поисках.

— Миледи, пока Его Величество не назначит опекуна, я не могу покинуть вас и графство! Вы же не можете тут жить одна, без мужчины, который заботился бы о вашем благополучии и жизнеобеспечении замка! А графа ищут, я ежедневно получаю вестники, как продвигаются поиски.

— Так, напишите императору, напомните, что у него бесхозные земли, титул и женщина! — вскричала девушка, заливаясь слезами.

— Именно это я и собираюсь сделать сразу, как мы с вами поговорим. Наедине, я настаиваю на этом!

— Хорошо, — сдалась Гвинет. — Идите в Голубую гостиную, я сейчас приведу себя в порядок и спущусь. Стани, помоги мне одеться, а потом позови двоих лакеев, пусть ждут у дверей.

Барон, бросив еще один взгляд на спальню, ретировался, а Гвинет поспешила в умывальню.

— Стани, сделай ванну.

— Да, миледи. Какой аромат желаете?

— Цветов рилании.

Энгель, проснувшись на полу в своих покоях, недалеко от входной двери, не сразу понял, где он находится и что с ним было.

Голова болела, тело тоже, будто его долгое время кидали и катали. Осмотрев себя, он обнаружил несколько зреющих синяков. Вчера за ужином, кажется, он выпил лишнего — проснулся в одних нижних штанах и рубашке нараспашку! Остальная его одежда, живописными кучками валялась по прихожей и гостиной.

Единый, что же вчера с ним было?

Он отчетливо помнил саму трапезу, подавали его любимые куарнаки, потом графине стало нехорошо, и он довёл её до дверей. А дальше — обрывки, но очень странные.

Будто он и графиня страстно целовались, а потом любили друг друга. Нет, любовью это животное совокупление нельзя было назвать. Барон сам от себя был в шоке — неужели, этот ненасытный зверь — был он? Может быть, ему все приснилось?

Мужчина ещё раз осмотрел себя, особое внимание уделив мужскому органу — никаких следов, что сегодня ночью он был не один.

Странно. Откуда тогда воспоминания и легкость в теле? Он должен увидеть графиню! Немедленно!

Прорваться к жене кузена оказалось непросто — Её Сиятельство еще не выходила, а камеристка стояла насмерть.

Но барон был настойчив, как никогда, и его упорство было вознаграждено — он попал в святая святых каждой женщины — её спальню.

Вроде бы, знакомое помещение, а, вроде бы, и нет.

Кровать выглядит так, словно в ней спал один человек и именно спал, а не предавался наслаждению. Простыня! В его видении-воспоминании простыня была белая, а тут — золотистая. Рядом лежит что-то пестрое… Покрывало? Но он помнит, что покрывало было светлое.

Графиня заплакана — раскаивается за произошедшее ночью или горюет о муже? Если второе, то о каком из двух?

Барон потряс головой, отгоняя картинки, в которых он берет графиню в разных позах.

Грах, похоже, у него проблемы.

Его воспоминания и тело говорят, что он провел эту ночь не один, но он не обнаружил ни одного подтверждения, что это был не сон.

Итак, он выбил у графини разговор. Может быть, тогда-то всё и прояснится?

Мужчина вернулся к себе, привёл свой внешний вид в порядок и уже через половину оборота подходил к гостиной. Естественно, графиню пришлось ждать, и, похоже, она не спешила: барон просидел в одиночестве целый оборот, пока дверь не раскрылась, и в комнату не ступила Гвинет.

— Закройте двери, — вставая, приказал барон. — Нам лучше беседовать без посторонних ушей.

— Нет, дверь останется приоткрытой, моя камеристка и два слуги всё время будут нас видеть. Если вы не согласны, я немедленно возвращаюсь к себе, — отрезала девушка.

Энгель скрипнул зубами, но был вынужден согласиться.

— Позвольте, я за вами поухаживаю, — подойдя ближе, он отодвинул стул, приглашая даму садиться.

После секундного колебания, Гвинет села, стараясь не коснуться мужчины и краем платья.

— Миледи, — барон понизил голос, чтобы свидетелям их беседы не было слышно, — с кем вы провели эту ночь?

Девушка удивленно посмотрела на мужчину и зарделась:

— На что вы намекаете? Со своей кроватью, подушкой и одеялом, разумеется!

— А у меня стойкое убеждение, что эту ночь мы с вами провели вместе.

— Странно, почему тогда я вас не заметила? Конечно, у меня просторные покои и большая кровать, но не настолько, чтобы не рассмотреть в ней еще одного человека, — парировала Гвинет.

Энгель растерялся. Он надеялся, что девушка вспылит, начнет торопливо доказывать, горячась и крича, задергается. Но она, кроме вполне объяснимого румянца, ничем не выдала своего волнения, отвечала спокойно и, даже, слегка насмешливо.