Водный мир - Людмила Райот Страница 25

Приближаюсь к костру и застываю перед креслом, уже не сомневаясь: я — открытая книга для гереро. Мне даже не обязательно касаться его руки, чтобы рассыпаться ворохом букв, фраз и знаков препинания. История тоже вглядывается в меня, видит гораздо больше, чем я представляю собой снаружи, и усмехается.

Усмехается?!

— Эка тебя растрясло, — говорит Стронцо и снова хихикает, сбрасывая с себя загадочность.

Передо мной предстает уже обычный пожилой атлант: лицо в глубоких складках и морщинах, в глазах — озорные огоньки, покачивающиеся в море мудрости.

— Подойди ближе, сестра. Я не видел таких прежде… С виду хрупкая, а внутри — алмазный стержень. Внешне девочка, а стоит чуть углубиться — целая кладезь миров и планет. Приоделась, опять же…

Атлант одобрительно смотрит на мои выглядывающие из-под шнуровки бедра, и я окончательно смелею. Подхожу вплотную, ища взглядом его руки: они сложены на подлокотниках, одна поднята ладонью вверх. А он не так страшен, каким кажется. Может, и не придется его трогать. Зачем ему отпечаток чужачки вроде меня?

Он ловит мой взгляд и становится серьезным. Чуть наклоняется вперед и говорит тихо: так, чтоб слышала лишь я.

— В тебе спит знание об утраченном времени… Ты окажешь мне услугу, если позволишь коснуться тебя, — его слова повергают меня в шок. — Люди этого острова никогда не видели жизни на суше. Запах травы, зелень луга, прохлада лесов и журчание рек — я хочу показать им все это.

Больше не сомневаясь, протягиваю к нему руку, и он подается вперед, накрывает ее обеими ладонями. Жду, что искра1 столь сильного иного хоть как-то проявит себя, но ничего особенного не происходит. Чувствую тепло: концентрируясь под кожей рук, расходится выше, наполняет плечи, голову, спускается к ногам. Одновременно с этим происходит процесс… не могу назвать его иначе, чем «отпускание грехов». Все сомнения и страхи покидают меня, поднимаются к небу едким дымом, смешиваясь с ночной темнотой, и окончательно исчезают. Банально не могу вспомнить, что заботило меня каких-то пять минут назад. А ведь оно было! Давило вечным грузом, постоянным и оттого привычным. Я обновляюсь и перезапускаюсь.

Стронцо отстраняется и подмигивает мне.

— Спасибо, полюбившая чтеца.

Понимаю, что аудиенция закончена, и возвращаюсь на свое место — точнее, пытаюсь найти его среди заполненной атлантами площади. Вокруг встают бесконечные пятна лиц, и — удивительное дело! — они смотрят на меня иначе, чем до разговора с гереро. Я то и дело ловлю подбадривающие улыбки, вижу живой интерес, чувствую ласковые похлопывания по плечу. Несколько раз приходится остановиться и отвечать на вопросы местных: кто я, откуда и как меня зовут. И я отвечаю — легко и весело, без малейшей скованности, смутно осознавая, что произошедшее стерло грань между мной и ними.

Через некоторое время совсем забываю, куда иду, и просто наслаждаюсь общением, которого была лишена все это время. Тимериус преподнес мне бесценный подарок.

Я стала своей.

10. Танец искр. Наваждение

Время идет, а местные все также подходят к Стронцо: церемония будет продолжаться, пока каждый из жителей острова не коснется гереро.

Я наслаждаюсь долгими минутами необычного одиночества, окруженная незнакомыми и безразличными людьми, зато избавленная от общества двух знакомых, неравнодушных и оттого слегка назойливых. Хочу продлить момент собственной самодостаточности и надеюсь: среди разноцветной и полураздетой толпы отыскать меня будет не так-то просто. Размечтавшись, буквально вижу себя со стороны: мимикрировавшую под местных девушек, щеголяющую шнуровками на голое тело и одной единственной (зато толстой!) косой. Почти ничем не отличающуюся от других представительниц слабого пола…

Ничем, кроме вживленного в голову датчика местонахождения. Стоит спуститься с небес на землю — вижу уже не себя, а Никеля, стоящего прямо напротив и терпеливо ожидающего, когда я сама упаду ему в руки.

Вот же ж пакость! Он все-таки нашел меня!

Видит, как я кривлю рот, и подходит плотную, закидывает руку мне на плечо. Рука тяжелая, но эта тяжесть даже приятна; я давлюсь готовым сорваться с губ возмущением и, сама не зная почему, позволяю отклонить себя от заданного маршрута.

— Изменила мне, да? — бормочет он, — на глазах у всего острова, значит?

Прыскаю от смеха, безуспешно пытаясь сохранить серьезную мину. Если рассматривать разговор с гереро в таком ключе, то скорее приняла участие в массовой оргии.

— Стронцо хотя бы спросил разрешения перед тем, как прочесть меня.

— Ах, вот в чем дело? — Никель убирает руку и быстрей, чем я успеваю возмутиться, опускается передо мной на одно колено. — Уважаемая Варисса Андо, не разрешите ли вы пригласить вас на танец?

Оглядываюсь по сторонам, боясь, что его выходка привлечет к нам ненужное внимание, но понимаю: атланты так увлеклись вечером, что до нас им нет никакого дела. Мы стоим аккурат в центре площади. Трон вместе с гереро исчез, вместо него у жаровни расположились музыканты, а вокруг занимают места парочки, которым не терпится пуститься в пляс.

Первый порыв — послать его куда подальше. Платье открывает столько обнаженной кожи, что физического контакта будет не избежать: Ник, хоть и удлинил рукава майки аж до запястий, оставил перчатки дома, чем свел на нет весь смысл транформации.

На смену привычному ёрничанью быстро приходит желание поддаться соблазну. Танцор из мужа потрясающий. Хотя бы потому, что находиться вплотную к нему и думать в это время о танце — просто нереально. «Давай, сделай этот вечер поистине незабываемым», нашептывает сумасбродство. И в чем-то я с ним солидарна: позволить прочесть себя дважды за один и тот же час (более того, двум разным чтецам), такое быстро не забудешь. Попахивает нравственным падением и вынужденной сменой убеждений.

Хотя кое-какие мои представления этот вечер и так сменил на корню — о том, какую роль чтецы могут играть в жизни простых людей, например. Я не могла себе даже представить, чтобы к такому человеку была возможна столь искренняя, всенародная любовь. Перед глазами снова встает картинка: островитяне подходят к гереро, чтобы одним прикосновением рассказать все проблемы и горести. А уходят от него просветленными и одухотворенными.

В Набиле чтецы избегают лишних прикосновений — прячут руки, надевают закрытую одежду и носят перчатки. Даже в самом странном сне мне не могло привидеться, чтоб один из них осознанно шел на массовое чтение. Раз за разом, человек за человеком вбирал в себя чужой негатив и отдавал обратно надежду. Дарил мечту. Наполнялся душами и эмоциями, как бездонная чаша.

Может, мы с Ником могли бы также?.. В конце концов, мне всегда было хорошо от его прикосновений. Лучше, чем от чьих-либо других.

— Ооо, это даже лучше, чем просто «да»! — Никель безошибочно улавливает смену моего настроения, встает с земли и, не дав опомниться, крепко обнимает за талию и кружит в танце под первые звуки протяжной, берущей за живое, музыки.