Психея. Забвение - Ellen Fallen Страница 25

Я возвращалась к жизни с особым энтузиазмом. Каждый новый день был интересным и многообещающим. Как только у меня появились силы и уверенность в себе, которую дают мне путешествия, я готова была сворачивать горы. Идти только вперед, не оглядываясь! Мне не терпелось вновь погрузиться в свое любимое дело. Для меня исследования — как книги. Ты читаешь их и погружаешься в историю, представляя себя героем. Когда я в экспедиции, там я главная героиня, и это моя история записывается на пленку памяти, чтобы однажды, когда буду ветхой старушкой, вспомнить, как покоряла вершины и находила отгадки на немыслимые загадки природы.

Мексиканцы в большинстве своем очень громкий народ, одно дело, когда ты слышишь парочку тех, кто не работает, другое — весь город. В этот особенный день люди кишели на улице, из каждого дома доносилась музыка и бесконечный поток речи. Маленькие дети носились от соседа к соседу, а люди каждый раз приветственно кричали, сопровождая все хлопками или свистом.

Было очень тяжело сосредоточиться на информации и поиске, когда уже в который раз где-то недалеко один из этих ненормальных проверял трубу. Музыкальный инструмент надрывно кричал, издавая при этом жуткие скрипучие звуки. В который раз я оторвала свой взгляд от макбука и строго смотрела на всех собравшихся людей.

Разве это не день траура? Почему все они не собрались на кладбище, чтобы почтить память усопших и спокойно переговорить с ними? Есть такое выражение «мертвого разбудишь», сегодня такое вполне возможно, и если улицы заполнятся зомби, это не станет для меня новостью.

Мимо огромного витражного окна проходит Химена, ее сосредоточенное лицо и напряженная фигура проплывает мимо, прижимая к груди картонную коробку. Я делаю вид, что занята делами, когда она появляется на кухне, ставит все передо мной и начинает возиться со шкафами.

— Куда запропастилась скатерть? Битый час ищу и не могу найти. — Она выпрямляется и ставит обе руки на бедра, кстати, это нормальная поза для мексиканских женщин, олицетворяющая особую власть над семейством. — Эрнесто снова не убрал ее на обычное место, и один черт знает, где ее найти.

Я закрываю макбук, отодвигаюсь от стола и наблюдаю за метаниями женщины. Вообще, Химена интересная, есть в ней что-то от знаменитой художницы Фриды Кало. Крупный и не очень женский нос, большие карие глаза и густые разлапистые брови. Прическа всегда заплетена в аккуратную косу, собранную в «корзинку», а длинная юбка, с которой она не расстается, непременно должна шуршать, напоминая мне другую героиню романа Маргарет Митчелл — мамушку. Светлый топ с широкими лямками выглядит застиранным, но чистым, и я поражаюсь, когда это женщина умудряется все успевать. Вести хозяйство на два дома, работать домработницей, ко всему прочему, еще и участвовать в общественной жизни города.

— Прости, я тебе мешаю? — Она оборачивается так неожиданно, что я подаюсь вперед, будто не расслышала. — Ты работала, а тут я со своими проблемами.

— Нет, что ты. — Взмахиваю руками и убираю в сумку макбук. — Уже глаза болят от букв. Ты можешь забрать эту скатерть, если тебе так будет удобнее.

Я застигнута врасплох, меня поймали на пристальном рассматривании, будь я сейчас в Америке, мне могли бы предъявить обвинение.

— Это же день мертвых, — вздыхает она. — Это была скатерть моей прабабушки. — Поджимаю нижнюю губу, в этом я ей точно не помощник. — Но пока ты можешь рассыпать лепестки оранжевых бархатцев перед дверью.

Она указывает на коробку, мне приходится привстать и открыть ее. Коробка доверху заполнена несчетным количеством оранжевых лепестков, обладающих резковатым запахом. Сейчас я замечаю множество портретов незнакомых мне людей, они составлены на широкой скамье, в хаотичном порядке. Химена продолжает копаться в ящиках, то и дело возмущаясь халатности. Обхватываю коробку, прижав ее к правому боку одной рукой, и выхожу за двери. Набираю полную ладонь лепестков и сыплю, то тут, то там, как придётся. Мне не известно, для чего мусорить на дорожках, поэтому стараюсь попасть на траву, таким образом, дом останется чистым. Деревья шумят над моей головой, листья по-своему переговариваются друг с другом, пока я бесцельно раскидываю цветы.

— Не так, ми сиело. — Химена обладает ужасной способностью передвигаться почти бесшумно. — Набираешь их и сыпешь на дорожку, густым слоем и так до самого поворота, пока не увидишь другие тропинки, ведущие из домов.

Слежу за ее пальцем, куда указывает Химена, действительно, впереди виднеется крупное оранжевое пятно.

— Вы же не разуваетесь в домах, потом все будет измазано соком лепестков. — Мне явно не понять местный менталитет и традиции.

— Бархатцы показывают дорогу мертвым к дому, она должна быть легкой, и поэтому, чем гуще, тем лучше. А за пятна не беспокойся, мы делаем так каждый год. — Она всплескивает руками, будто снова что-то забыла, и уходит в дом.

Странная традиция, для человека из другого государства немного дикая. Мертвые приходят в их дома, пока они горланят песни и танцуют. Я рассыпаю так, как она сказала, выхожу за ограду и продолжаю работу, несмотря на то, что те самые соседские дети все еще играют перед моим домом. Делаю вид, что сосредоточена на своем деле, но ощущаю их страх, самые маленькие тут же убегают в свои дворы, а постарше начинают шептаться. Ненависть осязаема, когда это делают взрослые, у тебя есть определенный щит, защита, но дети… Они искренние в своем страхе и ненависти, кинжалы врезаются в твою спину независимо, хочешь ты этого или нет. Все еще сосредоточенная, я дохожу до конца дорожки и вытряхиваю остатки лепестков из коробки, оставляя ее около ближайшего мусорного бака, наполненного такими же по размеру и цвету.