Точка Зеро - Татьяна Рябинина Страница 25

Каких только заумных философских теорий на эту тему я не изучила. Но, по большому счету, все сводилось к двум вариантам. Либо зло было таким же изначальным, как и добро, являясь оборотной стороной медали, либо возникло неким побочным продуктом в процессе творения. Догмату о божественной все благости противоречили оба постулата. Оставалось одно: поменять точку обзора и признать зло объективной данностью. Зло — отсутствие добра. Как темнота — отсутствие света.

Примерно об этом же нам прочитала мать Алионора. По версии черной книги, злой дух Ангра Майнью появился в ответ на изначальный творческий акт Мазды. Создатель поверг его отречением от зла, однако не уничтожил, точно так же, как не был уничтожен поверженный Люцифер-Сатана. И был в этом особый смысл — ибо свобода любви в выборе. Тот, кто любит свет, отрекается от тьмы добровольно, а не по принуждению. И первое, что сделал человек — провалил этот экзамен, поддавшись на дьявольскую провокацию.

Впрочем, у человечества впереди оставалось достаточно времени, чтобы сделать выбор. Каждому живущему — свой. А в качестве некого электронного дневника достижений было создано Отражение, фиксирующее слова и дела как некий материальный продукт. Подразумевалось, что мысли и чувства сохраняются в другом накопителе — душе.

Из разглагольствований аббатисы я так и не смогла понять, в какой именно момент были созданы кольца и была ли функция записи в Отражение основной или побочной. Как бы там ни было, система по-прежнему казалась мне громоздкой и ненадежной — несмотря на предупреждения матери Алиеноры о том, что рассматривать божественную логику с позиций логики человеческой как минимум наивно.

Как только речь зашла о драконах, Тони, полностью поглощенный процессом поедания яблок (и как он только не лопнул?!), оживился.

— Наконец-то, — буркнул он, бросая очередной огрызок в камин. — Хоть что-то интересное. Затрахало уже это занудство.

Проигнорировав его выступление, мать Алиенора приступила к рассказу о создании колец. Она читала вполголоса несколько строк на языке Авесты, потом, помолчав немного, переводила на французский.

Поддерживать систему в равновесии должна была энергия продолжения рода — то самое творческое начало, однако исходящее не от Бога в ипостаси Анахиты, а от человека. От женщины, непосредственно дающей жизнь.

Странно, я никогда не задумывалась, насколько огромной должна быть сила, превращающая две соединившиеся микроскопические клетки в настоящего живого человека. Пусть крошечного, беспомощного, полностью зависящего от матери — но все-таки настоящего нового человека. И ничего удивительного в том, что, усиленная мистическим образом, эта сила обеспечивала существование мира.

Книга опять же не объясняла, почему для создания колец понадобилось использовать дракона. Следуя все той же наивной человеческой логике, гораздо проще было сотворить их… ну, не знаю, усилием мысли, к примеру. Но я решила отложить в сторону те вопросы, на которые все равно не было ответа. Дракон так дракон. Значит, так было надо.

Нынешние драконы, сказала аббатиса, не чета прежним. Жалкие выродившиеся твари, которые только и умеют, что гадить и жрать. Толку от них абсолютно никакого. Никто не огорчится, если они совсем исчезнут. А ведь когда-то были помощниками и хранителями людей. Я мысленно хихикнула, посмотрев на Тони, тоскливо доедавшего последнее яблоко.

Итак, Ахура Мазда в ипостаси Анахиты вселился в дракона и с помощью магического драконьего пламени превратил обычные булыжники в зеленое золото и звездчатые сапфиры. Эх, знали бы об этом средневековые алхимики! Куда там жалкому философскому камню! Технологию изготовления колец книга не раскрывала, упоминалось только о том, как в каждой звезде астерикса засияла божественная искра. Главное кольцо с черным сапфиром охраняло жизнь — бесконечно короткое мгновение между неопределенным будущим и Отражением. Кольцо Сияния пробуждало в людях творящую мысль, которая, в свою очередь, делала будущее более вариативным и ярким и порождала энергию, необходимую для запечатления происходящих событий. Третье кольцо поддерживало рутинное существование Отражения.

— А что стало с драконом? — заволновался Тони, вытирая испачканные яблочным соком руки о скатерть.

— Ты мог бы и сам догадаться, — усмехнулась аббатиса. — Бог не стал драконом, дракон не стал Богом, но, соединившись с Ним, он уже не мог оставаться прежним. Он изменился даже внешне — стал отличным от всех других драконов. Точнее, она. Это была плодная самка. Она снесла два яйца и умерла.

— Кажется, догадываюсь, — буркнул Тони, безуспешно шаря в пустой корзине. — Эта дракониха возрождается, причем разделившись на две половины — злую и добрую, мужскую и женскую. Они вырастают, спариваются — и так без конца. Поэтому жрицы и монахини хранили эти яйца. О великий Мазда, я сожрал злую половину божественного дракона и теперь сам злой дракон. Какой бред…

— Отражение темной половины, — поправила мать Алионора.

— Похоже, сестра Констанс снова нам соврала, — поняла я. — Она не ела драконьего зародыша, ведь так?

— Разумеется, — кивнула аббатиса. — Возможно, она действительно порезалась и стала здоровой, у драконьей чешуи есть такое свойство. Но остальное, полагаю, ей подсказал ее хозяин. Как и то, какое из двух яиц выбрать.

— Но как же тогда?.. — я запнулась, припоминая рассказ сестры Констанс. — Она говорила, что драконий зародыш дал ей свободу действий и власть над телом. Это тоже неправда?

— И это неправда. Все хранительницы, попав в Отражение, получают этот дар. Иначе я бы сейчас с вами не разговаривала. Светлана, ты помнишь ту картину, которую я тебе показала?

— Человечек, который идет по дощечкам? Помню, конечно.

— Человечек, как ты говоришь, на самом деле стоит на одном месте. В той единственной точке пространства и времени, где он существует. Каждое новое мгновение словно ложится ему под ноги. Его тело и душа переходят из одного в другое — и так всю жизнь. И в этот же момент его бездушный двойник переходит в Отражение. Множество бездушных, но живых двойников, сливающихся в бесконечную цепь.

— А у хранительниц?.. — начала догадываться я.

— Душа после смерти уходит в Отражение. Поэтому хранительницы здесь властны над своими телами. Все — кроме Маргарет и той другой девушки, по незнанию избравших иную участь.

В дверь постучали — за аббатисой пришла послушница. Тони, замысловато выругавшись, пинком отшвырнул корзину, запустил в камин подсвечник и выскочил в коридор, хлопнув дверью. Выразившись не менее изящно, я отлравилась в Стэмфорд.

До полнолуния оставался всего один день, когда мы наконец добрались до последней главы. Мать Алиенора читала, переводила, а я с беспокойством следила за количеством оставшихся страниц — потому что их оставалось все меньше, а ничего нового мы так и не услышали. Практически все, о чем она читала, мы и так уже знали. Например, о том, что хранительницы должны быть девственными и не испытывать плотского влечения к мужчине («А к женщине?» — съехидничал Тони, но ответа не получил). И при этом на момент вступления в должность им надлежит пребывать в детородном возрасте.