Книга судеб - Александр Харламов Страница 24

Журналистка уже стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу, в тонких черных колготках и такой же неизменной юбки. Иногад мне казалось, что она ходит даже в самые лютые морозы именно так. Подошел, поздоровался.

— Ну как дела? — осторожно спросила Яна.

— Нормально… — буркнул я в ответ, подавая ей руку. — Пройдемся?

— Было бы неплохо! А то я тут совсем закоченела.

По зимнему времени людей в парке было немного. Несколько «воскресных» отцов с малышами, бабушки-пенсионерки, увлекающиеся скандинавской ходьбой, да дворники, сгребающие снег с дорожек.

Знаменитый минеральный источник, выполненный в виде какого-то непонятного летательного аппарата из нашего далеко будущего, был накрыт политиленовой пленкой. На ней скопился снег, а один из рабочих его стряхивал. Деревья качались в такт легкому ветерку. Янкины шпильки цокали, как подковы у лошади. Цок…цок…цок… И этот настойчивый звук раздражал, стучал в висок. Я вдохнул морозного воздуха. Голову от притока кислорода немного повело. Мы углубились в парк, оставив по правую руку медленно текущую речку, с выложенными природным камнем берегами и переходами. Цок…цок …Цок…цок… стучало в висках.

— Дворкин? С тобой все в порядке? — перед моим лицом возникло встревоженные глаза Красовской. Она помахала ладошкой передо мной. — Двор…кин… — как зажеванная кассета прошипело мне откуда-то издалека. На виски даивло. В ушах непрерывно цокали каблучки. Да остановись же ты! Зажмурился, отгоняя наваждение. Цок…цок…

— Посторонись! — громко заорали над ухом со малоросским акцентом.

Я отшатнулся. Яны рядом не было. Я стоял посреди заснеженной улицы Харькова. Мимо меня проплывали кареты и фаэтоны. По тротуарам чинно прогуливались дамы, а их кавалеры вежливо раскланивались со встречаными знакомыми.

— Ваше благородие… — раздался за мной возмущенный голос. — Я ж вас со всем уважением прошу посторониться…

Я оглянулся. Позади меня стоял пузатый офицер с длинными запорожскими усищами в каске — гребешком, которую раньше носили пожарные. Позади него медленно тащилась повозка с бочкой, а рядом с ней покачивались в такт меланхоличной лошаденке несколько солдат.

— Простите… — потерянно извинился я, делая шаг в сторону. Я был одет в теплый плащ с пелериной, высокий черный цилиндр, брюки и остроносые туфли. В руках у меня повисла трость с небольшим серебрянным набалдашником.

— А что собственно случилось? — вдогонку спросил я у пожарного.

— Ясное дело…Пожар случился! Едем тушить!

Я потер виски. Неужели опять? Снова какое-то зазеркалье? Или хуже того — перемещение во времени? Огляделся. Судя по всему, я был на Бурсацком спуске. Все правильно! Вот она Академия культуры, ныне театральный, раньше в нем был духовная семинария, отсюда и бурсацкий спуск. А это…Это главная площадь Харькова, только изменившаяся до неузнаваемости. Дома старые, солидные…Пожарные укатили уже достаточно далеко. Я рванулся за ними, следуя какому-то инстинкту, ведущему меня вперед и не прогадал.

Небольшой двухэтажный особняк полыхал оранжевым пламенем. Во дворе суетились дворовые, пыатясь сбить огонь, но от притока кислорода тот разгорался еще больше. Где-то недалеко слышался плач. Хриплый голос хоязина, который метался перед горящим домом в одной рубашке.

— Посторонись! — все так же бодро прокричал усач-пожарник толпе зевак. Солдатики спрыгнули с телеги, стали смотреть вместе со всеми. Разрезая толпу, перед пожарниками возник молодой офицер на коне. Породистый орловец прядал ушами, пена срывалась с его мундштука, он закусывал удила, перебирая копытами на месте. Вот-вот станет на свечу.

— Вас когда вызвали, вашу мать! — орал он на старшего пожарного, размахивая руками. — вы где были? Запорю!

Неожданно что-то под копытами коня один из камней брусчатки провалился вниз, следом за ним другой, а потом они обрушились разом. Конь всхрапнул и оказался вместе с наездником под землей. Грохот падения тел сопровождался тонким возгласом боли неизвестного мне офицера. Круг диаметром метров десять вдруг исчез под землей.

— Помогите! На помощь! — заорали из образовавшейся ямы. — На помощь!

Я первым ринулся к обрыву. Заглянул вниз. На рыхлой земле в огромной пещере лежал прижатый своим собственным конем молодой офицер, а животное с открытыми переломами копыт сучила всем телом, негромко постанывая совсем по-человечьи.

— Ничего себе! — ахнула какая-то барышня рядом, прикрыв глаза атласным платочком.

— Лошадь пристрелите…мучается ведь… — посоветовал кто-то из напирающей на меня толпы.

Раздался выстрел. Конь дернул головой и затих, глядя наверх своим огромным лиловым добрым взглядом.

— Корнет, вы живы? — над ямой наклонились несколько офицеров. Тот самый мужик в одном исподнем, бегающий ранее вокруг горящего особняка, оказался рядом. На меня пахнуло запахом дорогого вина и сигарет.

— Сынко, ты как?

— Вытащите меня отсюда, — орал корнет!

— А пещеры-то непростые… — проговорил кто-то за моей спиной. И тут крыша горящего дома рухнула. Все обернулись, а я задумчиво покусал нижнюю губу. Пещеры под Харьковом? Вот это новость!

— Не успели, — печально заключил усач-пожарник, почесывая затылок. Раздался отчаянный женский плач. В одной шелковой ночной рубашке полноватая румяная барышня с расстрепанными косами ринулась к горящим обломкам. Ее еле успели перехватить у самого огня. Она билась брыкалась, но крепкие мужские руки не отпускали бившуюся в истерике.

Со стороны городской плоащди, расталкивая толпу широкими локтями к обвалу продвигался огромный мужик в каракулевой шапке, шинели, туго перетянутой кожаным ремнем. На поясе у него виднелась сабля, а на шее висел обычный свисток.

— Городовой…

— Городовой идет! — послышались голоса. Я с любопытством обернулся. Впечатление орган провопорядка производил ужасающее. Страшен и силен был, как черт. Не хотел бы я попасть к нему на дознание.

— Аким Митрофаныч, — бросился к нему барин, чей дом только что рухнул под напором красного пламени, — миленький, да что же это такое делается-то?! Только отстроились…только жить стали.

— Разберемся! — отрезал городовой, пройдя к обвалу, который теперь его интересовал намного больше, чем пожарище. Он оглядел провал, потом трясущегося корнета, которого дровые мужики уже вытащили на ремнях из ямы. — Непорядок… — тихо промолвил городовой, оглядевшись по сторонам. — Кто что знает про эти пещеры? — обратился он к толпе, положив руку на саблю, напустив на себя начальственный вид.

— Батюшка, а как же я? Где мне ночевать-то теперь, горе мыкать? — заискивающе заглянул ему в глаза погорелец, но был сурово отодвинут в сторону.

— Кто знает про пещеры?

— Да бабка моя, царство ей небесное, все говорила, что все под землей изрыто ходами. То от татаров спасались, то сокровища прятали… — понурив голову сказал один из холопов, вытаскивающих корнета, стонущего от боли в переломанной ноге.