Месть [= Лицо ] - Джек Вэнс Страница 24

– Неужели вы не были свидетелем катастрофы? Корабль, стоявший в дальнем конце поля… Его взорвал вот этот мерзавец. А заодно еще убил полдюжины наших товарищей! Нахально подогнав свой пикап прямо под люк грузового отсека, он выгрузил из кузова здоровенный ящик, начиненный доверху очень мощной взрывчаткой – вот что я вам скажу! Затем он отъехал, а через минуту раздался взрыв такой силы, что взрывной волной посбивало с ног даже тех, кто находился рядом с мастерскими. На борту корабля находились четверо охранников и шестеро рабочих-ремонтников, занимавшихся профилактикой и собравшихся было уже разъезжаться по домам. Все до единого погибли! – Охваченный негодованием молодой механик, осознав всю важность ситуации, весь свой пыл обрушил на Джерсена. – А вы кто такой, чтобы спрашивать у нас, что здесь происходит?

Джерсен тотчас же, даже не удосужившись ответить на вопрос, поспешил к кэбу, где дожидавшийся его возница разнервничался не на шутку:

– А теперь куда, сэр?

Джерсен повернулся, чтобы бросить последний взгляд на поле, где в ярком свете прожекторов группа рабочих, размахивая руками, оживленно жестикулируя и негодующе топая ногами, все еще окружала труп Тинтла.

– Назад, в город!

И кэб покатил на юг, пересек Гару и Дандиви и углубился в Уиглтаун. Все это время Джерсен невидящим взглядом отмечал проплывающие мимо уличные фонари, выстроившиеся изогнутой светящейся вереницей вдоль всего пути к Старому Городу. Тягостное течение невеселых мыслей Джерсена было прервано неожиданно возникшей непосредственно перед его взором вывеской «Сени Тинтла». Как и раньше, в окнах верхнего этажа мелькали тени и ярко мигали разноцветные огни. Сегодняшним вечером, пока мертвое тело Тинтла валялось в Слэйхеке, здесь, в «Сени Тинтла», через край било веселье.

Какое-то странное, несколько даже жутковатое возбуждение вдруг охватило Джерсена, еще не до конца осознаваемый трепет перед чем-то загадочным, чему суждено случиться вот здесь, сейчас. На какое-то мгновенье он замер в нерешительности, затем велел вознице остановиться:

– Подождите меня. Я скоро вернусь.

Джерсен пересек улицу. Из дверей и окон «Сени Тинтла» доносились приглушенные звуки буйного празднества: пронзительное завывание музыки перекрывалось то и дело дружными выкриками захмелевших гуляк и дурашливым визгом и воплями. Толкнув дверь, Джерсен прошел в вестибюль. Пожилая женщина в черном проводила его откровенно недружелюбным взглядом, но не проронила ни слова.

Войдя в зал ресторана, Джерсен обнаружил перед собой три ряда плотно прижавшихся друг к другу мужских тел. Головы и покатые плечи сомкнувшихся тесным кольцом зрителей вырисовывались четкими силуэтами на фоне ярко-розового свечения, исходившего из противоположной стены.

В самом центре помещения полным ходом шло представление. Двое музыкантов на эстраде били в барабаны, одновременно извлекая пронзительные звуки из тоненьких труб. Рядом с эстрадой, в просветах между лысыми головами и низко отвисающими мочками ушей, то и дело мелькал невзрачный молодой человек со сморщенным, как высушенная груша, лицом, выделывающий нелепые прыжки и держащий в своих объятиях надувной манекен в наряде старухи-дарсаянки. В паузах между курбетами он натужно, то и дело ловя воздух ртом, пел нарочито гнусавым голосом на дарсайском диалекте. Многое Джерсен понимал. Он знал, что дарсайские мужчины и женщины часто прибегают к сильно различающимся для каждого из полов идиоматическим оборотам, зачастую богатым весьма красочными метафорами. Знал он также и то, что совсем еще юные девушки зовутся «челт», а в пору взросления – пока у них на лице не вырастут усы – называются «китчет», и стоит им пере-, шагнуть этот возраст, как они могут заслуживать от мужчин великое множество самых различных прозвищ, большей частью уничижительных. Женщины, правда, не остаются в долгу у мужчин и награждают тех не менее красочным набором далеко не лестных кличек.

Содержание баллады вызвало у Джерсена не меньший интерес, чем у нескольких десятков слушателейдарсайцев.

В «Сени Гэггер», там, в тени

Явился я на свет.

И пива выпить дали мне

В неполные семь лет.

Крючком загнулся мой шалун,

Болтаясь между ног,

Но мимо вдруг прошла китчет —

Он строен стал, как бог.

Тэкс-кэкс, бом-бим-бом,

Теперь всегда он молодцом!

Поверьте, трудно было мне

Терпеть и ждать, когда

Наступит долгожданный день

И я услышу: «Да».

И хочется, и колется

Скорее мне узнать,

Где сердцу милую китчет

Удастся отыскать.

Букс-друкс, бом-бим-ксу,

При ярком свете Мирассу.

Так все-таки куда китчет,

Закрыв глаза, бредут?

Кого в песках в ночной тиши

В засадах тайных ждут?

Какая сила гонит их

В неведомую тьму?

Вот этого, ну хоть убей,

Никак я не пойму!

Бом-бим, треке-трэкс-кэкс,

Туда их гонит женский секс.

Всему приходит должный срок,

И сам я осмелел,

И в очень дальние пески

Лансларком полетел.

Но юную и нежную

Я так и не сыскал,

Зато в объятья злой хунзы

Нечаянно попал.

Букс-друкс, бим-бомски,

Навек запомню я пески!

Она меня свалила с ног

Горою живота,

В бессилии своем не мог

Открыть я даже рта.

Дух забивал чудовищных

Размеров ее зад,

А между жирных ляжек ход

Виднелся прямо в ад!

Дрэкс-кэкс, букс-друкс, ца-ца-ца-ца,

Уродливей, чем у нее, не видел я лица!

Губами впившись во все то,

Чем так гордился я,

Всей тушей терлась об меня,

Как шалая свинья.

Плевался я, ругался я,

Слюною исходил.

Проказник ж мой – вот шалопай! —

Свое не упустил.

Ой-ли, ой-ли, трэкс-кэкс-бра,

Мной забавлялась она до утра.

Не помню, как остался я

После такого цел,

И много лет прошло с тех пор,

Как, сдуру ошалев,

Рискнул и в дальние пески

Пустился в путь я вновь,

Но снова, как и в первый раз,

Не та была любовь.