Хроники ведьм. Наследство колдуньи - Мирей Кальмель Страница 24

И, обернувшись к Фанетте, сказал:

— Брось иголку и пойди подыши свежим воздухом! Стала бледная, как поганка! Это же надо — столько дней просидеть в доме! Матье, окажи мне любезность, заставь эту клушу прогуляться!

— Отец, разве ты не знаешь, что у Матье есть своя работа? — помрачнела Фанетта, которая видела родителей и их ухищрения насквозь.

— По правде говоря, мой брат управляется у печи намного ловчее меня. Идем пройдемся, Фанетта!

Увидев на его лице задорную улыбку, девушка просветлела лицом. Сама не своя от радости, она отложила работу и встала.

— Только надену теплую накидку!

Она скользнула за занавеску в ту часть дома, откуда мэтр Жанно недавно принес меч.

— Идем! Хочу поговорить с тобой по-мужски! — предложил кузнец, обнимая юношу за плечи.

С трудом удержавшись, чтобы не посмотреть еще раз на меч, с которым приходилось расстаться, Матье позволил главе семьи увлечь себя в боковую комнату, куда почти не доносился шум и лязг из кузни. Мэтр Жанно был явно смущен.

— Это все меня, конечно, не касается, но я понимаю, мой мальчик, что свадьбу не отменяют без серьезной причины! Какой бы ни была эта причина, это никого, кроме тебя, не касается. Хочу только, чтобы ты знал: я бы обрадовался, если бы ты нашел утешение с моей Фанеттой. Она хорошая девочка, и серьезная. И не падает замертво, когда видит оружие, если ты понимаешь, что я хочу сказать…

Матье прекрасно все понял. Кузнец знал их с Альгондой с детства, а потому понял все правильно. Юноша покачал головой.

— Мне нужно время, мэтр Жанно, но я обещаю подумать. Честно!

— Дело не спешное, думай, конечно! Но я был бы рад, если бы знал, что моя дочка под твоей защитой, хоть в Сассенаже, хоть в далеких краях!

Вбежала Фанетта, и они замолчали. Глаза у девушки сияли.

— Матье, ты и вправду хочешь пройтись? Ты не занят?

Юноша взял ее за руку.

— Перестань говорить глупости! Мы же еще не такие старые, чтобы отказаться от катания с горки на сосновых ветках, а, Фанетта?

Девушка прыснула.

— Почему бы и нет? Мне падать не привыкать!

— И все равно пойдем! А лучше побежали? Ты бегать не разучилась? Заодно и согреемся!

Они вместе вышли на яркое солнце, и Матье, усилием воли подавив болезненные воспоминания об Альгонде, заставил себя веселиться и хохотать так, словно она была рядом.

* * *

Первыми словами, которые произнесла на следующее утро Сидония, были: «Покажите мне моего сына!» Роды совершенно измотали ее, да и горячка не отступала. Мальчик родился более крупным, чем остальные ее дети, и так сильно разорвал родовые пути, что даже на утро чресла и лоно ее мучительно болели. И все же она чувствовала себя лучше. Когда кормилица склонилась над колыбелью, чтобы взять малыша, Сидония приподнялась на подушке.

— Пойду скажу мсье Жаку, что вы проснулись, — сказала Марта так непривычно мягко, что Сидония встревожилась.

Но ничего спросить она не успела: разбуженный младенец раскричался, и она поспешила распахнуть для него свои объятия.

Жак де Сассенаж молился у изголовья кровати своей крошки Клодин. Рядом стояли его сыновья. Всю ночь они провели в комнате Клодин, куда так нежданно нагрянула смерть. Никогда девочка не казалась такой спокойной, и эта безмятежность, составлявшая разительный контраст с обычной ее живостью и подвижностью, только усиливала чувство утраты и душевную боль. Когда дверь с громким скрипом открылась, Жак перекрестился и обернулся, чтобы посмотреть на застывшую в дверном проеме Марту. Не желая, чтобы это гнусное создание своим присутствием осквернило последнее пристанище его обожаемой дочери, он поспешил к ней. Он был уверен, что Сидония ждет его.

Свою супругу он нашел полусидящей в постели. Отказавшись от услуг специально нанятой кормилицы, его супруга прижимала младенца к своей груди и с удовольствием наблюдала, как жадно он сосет.

— Я счастлив, что вы так быстро поправляетесь, моя дорогая! — сказал он ей.

Сидония подняла на мужа счастливые глаза. И вздрогнула, отметив про себя, каким измученным выглядит его лицо.

— Наверное, вы плохо спали в эту ночь, Жак! А я, признаться, спала прекрасно! Я сержусь на себя за то, что дала вам столько поводов для волнений!

Жак де Сассенаж поцеловал жену в лоб и присел рядом с кроватью. Слова никак не хотели срываться с губ. Повинуясь приказу, полученному от барона еще в коридоре, Марта взяла младенца и унесла в соседнюю комнату. Сидония провела рукой по щетинистой щеке Жака, умиленная его небрежным отношением к своему внешнему виду. Небрежность эту она совершенно естественно приписала тревоге за себя и ребенка.

— Любовь моя, знаете, что доставило бы мне истинное удовольствие? Увидеть, как улыбка стирает эту противную морщинку у вас на лбу! Ваш сын родился крепким и здоровым, я тоже жива и благополучна. Не хватает только крошки Клодин, которая по старается сделать так, чтобы в заботах о малыше мы о ней не забыли! Наверное, она сутра донимает вас расспросами?

Она засмеялась, веселая и беззаботная, но этот смех причинил Жаку такую боль, что он заглушил его поцелуем, а потом шепнул ей на ухо:

— Только не кричи, Сидония! Ради любви ко мне и ради нашего сына, не кричи…

Он почувствовал, как тело ее каменеет от ужаса. В голосе жены прозвучал животный страх, когда она спросила:

— Зачем мне кричать, Жак? Зачем?

— Потому что Клодин никогда больше не придет, и я ничего не могу с этим поделать!