Черное Копье - Ник Перумов Страница 24

При виде Шаннора и воеводы люди зашевелились, раздались хриплые приветственные возгласы; те, кому было полегче, приподнялись, приветствуя своих предводителей.

Они остановились возле одного из лежавших. Его лоб и грудь были затянуты белыми холстинами, глаза закрыты; дышал он хрипло, с трудом.

Ратбор осторожно коснулся плеча раненого. Глаза человека тотчас открылись, словно он только и ждал этого; пальцы судорожно вцепились в широкую ладонь воеводы.

— Говори, мы слушаем тебя, — произнес Ратбор, склоняясь к нему. — Вот Шаннор, старейшина нашего рода. Говори, мы слушаем.

— Убейте убийцу! — губы говорящего с трудом вытолкнули слова. — Убейте, пока он не убил всех вас.

Раненый говорил на Всеобщем Языке с явным признаком того, что он родился и вырос в Арноре. Он говорил, временами останавливаясь, облизывая пересыхающие губы, и тогда Ратбор подносил ему чашу с дымящимся отваром.

Раненый делал несколько глотков и продолжал.

…На крохотный починок, приютившийся на северных склонах Серых Гор, беда свалилась ранним зимним утром, когда от крепкого мороза трещали деревья в лесу. На росчисть из заснеженной чащобы стали один за другим выбираться всадники, каких еще не встречали в этих краях от самого их заселения.

Несколько верховых подъехали к наглухо закрытым по ночному времени воротам починка и стали выкрикивать хозяев. Из-за тына ответили, спрашивая, что нужно доблестным воинам от мирных поселян; в ответ раздалось — зерна, сена, хлеба и всего, что есть в закромах! Хозяевам предложили самим открыть ворота, пока это не сделали силой.

Однако в починке жили три смелых и гордых рода; и они поняли, что верить пришельцам нельзя, что войско это голодает и что оно возьмет все, оставив людей умирать медленной и мучительной голодной смертью; и они ответили насильникам стрелами. Но, отбитые из луков и дубьем в двух местах, нападающие ворвались в пяти других. Началась резня…

Нескольких оставшихся в живых охотников заставили таскать из развороченных амбаров мешки с зерном, выгружать тщательно свезенное по лету сено; лошади воинов как безумные рванулись к корму…

Так пал починок, у которого не было даже имени; и его недавние хозяева, которых случайно пощадили меч и копье, стали рабами Великого Вождя. Почти все родичи говорившего умерли от голода и стужи во время ужасного перехода через заснеженные пространства; и еще несколько раз он видел, как горели разграбляемые поселения; когда его самого гнали на стрелы и пики отчаянно защищавших свое добро хозяев, он молил об одном — о быстрой и легкой смерти от праведной стрелы. Вокруг него падали такие же несчастные, принужденные покупать свою жалкую жизнь кровью и смертью других, но он был словно заговоренный… Но зато он видел и слышал и под конец дал обет во что бы то ни стало рассказать об этом тем, кто встанет на дороге убийц; им он сможет принести свое покаяние и сообщить добытые сведения.

Он видел Вождя — близко-близко. И он не мог не трепетать в его присутствии — странная и страшная была в нем сила. Иногда, если в осаждаемом починке защищались особенно упорно, он сам, не обнажая меча, подъезжал к воротам, и тогда у защищавшихся словно руки опускались. А его собственные воины, казалось, забывали про страх, безоглядно бросаясь вперед. И стало ясно, что именно этот Вождь — корень всему. Не станет его — и у смуты будет выкорчеван корень, ибо заменить его не может никто. У него есть несколько ближайших подручных, командовавших отдельными частями его отряда; главные среди них — Санделло, страшной силы горбун, и Берель, бывший сотник из Королевства Лучников. Воины толковали о надежном укрывище за Лесами Ча и Опустелой Грядой и что не все еще потеряно, надо только собраться с силами. И еще он понял, что Вождь разыскивает места падения Небесного Огня, для чего рассылает лазутчиков во все стороны, словно убежден, что места эти находятся где-то поблизости. А однажды, посланный рубить дрова в ближайшем лесу, он вдруг увидел Вождя; тот ехал вслед за одним из разведчиков в сопровождении воинов. Из лагеря пригнали десятки рабов, велев копать снег на небольшой округлой поляне, в то время как воины Олмера окружили ее двумя широкими кольцами; сам-то он вскарабкался на высокую ель, откуда увидел обнажившуюся под руками рабов черную, выжженную скалу, черную глубокую яму на горном склоне… А потом нежданно взвились мечи ближних охранников Вождя, и раскапывавшие яму рабы полегли все, безжалостно зарубленные на месте; а потом Олмер отослал охрану и, оставшись в одиночестве, что-то долго делал в яме, но было плохо видно, что именно; а когда Олмер вылез из ямы, то рассказчик едва не свалился со спасительного дерева — столь странным показался ему облик Вождя.

— Что-то слишком многие толкуют нам про этот Небесный Огонь… — мрачно пробормотал Торин. — Вразуми меня, Дьюрин, ну зачем ему эта яма?!

Больше раненый ничего уже не мог добавить. Он и так говорил долго, и силы его истощились, голова бессильно запрокинулась. Неслышной тенью возле него возникла старушка с какими-то новыми травами. Шаннор сделал знак, что пора идти.

— Ну что скажешь теперь? — спросил у него Торин, едва они очутились на улице.

— Мы будем говорить и думать, — вдруг холодно произнес Шаннор, и глаза его уже смотрели куда-то поверх голов друзей. — Нужно собирать большой совет родов нашего колена… Отдохните, друзья, дом для вас будет вскорости готов, Ратбор покажет и распорядится.

Старейшина, почти не горбясь и не опираясь на свой посох, зашагал прочь. Ратбор кликнул нескольких мальчишек, что-то быстро и строго приказал им, и те, бросая любопытные взгляды на пришельцев, быстро разбежались в разные стороны. И спустя немного времени друзья уже сидели в небольшом чистом доме, а их пони получили вдоволь сена.

— Небесный Огонь, Небесный Огонь, — ломал себе голову Торин. — Что нужно было Олмеру в этой яме? Не идет у меня из головы та яма, что вы видели в Арноре, — кто же там рылся, неужто Олмер?

— Постойте! — вдруг спохватился Фолко. — А фибула, что мы там нашли?!

— Фибула?! — схватился Торин. — Верно! Мы ж про нее давным-давно забыли! Надо у этого, раненого-то, расспросить!

Лицо пришедшего к тому времени в себя раненого тронула слабая усмешка.

— Да, я узнаю ее, — проговорил он. — Этот рисунок я частенько встречал у них на фибулах и других вещах, это их знак… Но откуда она у вас?

— Взяли в бою, — кратко сказал Торин, не желая вдаваться в подробности.

— Я видел почти такую же у Береля, — добавил раненый.

— Значит, он там был, — уверенно сказал Торин, меряя шагами комнату.

— Но был один, — подхватил Малыш.

— И что-то взял там, — подытожил Фолко. — Знать бы только — что?

— А зачем убивать рабов? — не унимался Торин. — Ясно, чтобы никто не узнал… О чем? О его интересе к Небесному Огню знал даже Герет! Может, они что-то увидели в самой яме?

— Яма как яма… — проворчал Малыш. — Странная, конечно, яма, но вы-то там ничего особенного не заметили.