Архон - Кэтрин Фишер Страница 24

Я превратил яблоки в звезды: белую как бриллиант, синюю как сапфир, красную как рубин. И спрятал их на небе, среди мириад им подобных.

И реки иссякли.

Я был Расселоном и в его теле блуждал по дворцу, погрузившись в молчание. Видел, как рыбы хватают ртом воздух в пересыхающих прудах, как фламинго выклевывают что-то в растрескавшихся руслах, как вянет урожай, как по детским лицам ползают мухи.

Стыд сжигал меня сильнее лучей солнца.

Несколько жизней подряд я искал Колодец.

Что я должен сделать, чтобы снова найти его?

Она не шепчет ему на ухо

Заходящее солнце палило немилосердно. Его косые лучи окрашивали алым пламенем далекие хребты Лунных гор и плясали на свирелях музыкантов, выстроившихся внизу, на дороге.

Оно заливало огнем маску Архона, и небо на западе превратилось в пылающую печь, а море переливалось мрачными пурпурными и сумеречно-синими бликами. Мирани сплелась руками с остальными Девятерыми и через прорезь в маске уголком глаза заметила, как из волн выпрыгнул дельфин. Плеснув в воздухе хвостом, он опять ушел в воду. За ним показались еще и еще один, целая стая, и у всех на мокрых спинах сияли красные отблески заката.

Посреди священного круга стоял Алексос. Перед ним разверзалась темная расселина Оракула, оттуда поднимался едва заметный дымок, на иззубренных базальтовых скальных краях осели кристаллы серы.

Алексос опустился на колени. Маска Архона, золотая, украшенная ляпис-лазурью и перьями, была для него великовата, но он поднатужился и осторожно приподнял ее обеими руками, и девушка увидела, что его лицо разгорячилось, черные волосы взъерошились.

Он сдул волосы с глаз и положил маску на землю.

Девять тихих фигур в платьях, трепещущих на ветру, затянули песню. Печальный мотив, древний и простой, складывался не из слов, а из звуков — из стрекота цикады, уханья совы, шороха скорпионьих лапок. Звуки становились громче, и вместе с ними усиливался ветер. Девятеро притопнули ногами, пошли хороводом, медленно покачиваясь, и над ними плыли и зависали пары, поднимающиеся из недр Оракула; вдохнув, Мирани ощутила их едкую власть. В кругу резвились обезьянки, она их видела, они проскальзывали между Криссой и Иксакой, одна из них вцепилась Иксаке в юбку. Пришли и змеи — целый клубок, копошась, выполз из расселины, распался и опутал каменные плиты мостовой. Прибыли существа летающие — птицы, летучие мыши, гарпии с человеческими лицами. Совершая бесконечный хоровод, Мирани увидела, как посреди колышущегося круга Алексос спокойно срезал прядь волос, опустился на колени и бросил ее в расселину.

— Дар от меня самого мне самому, — прошептал он. — От света — темноте. От звука — безмолвию. От живого — мертвому.

Одурманенная едким дымом, Мирани скорее догадывалась, чем видела, как падают срезанные волосы, падают всё ниже и ниже в глубины земли, падают ей на плечи, оседают, как сухая пыль из туманных сумерек. Волосы рассеялись по камням, будто мелкий дождичек — нечастая радость после восшествия Архона, вялая изморось, слишком слабая, неспособная наполнить оросительные каналы и напоить поля.

Алексос встал, снял сандалии, связал их и повесил на шею. Стиснул деревянный посох, который протянула ему Гласительница. На миг его темные глаза встретились со светлым, как стекло, взглядом Гермии, потом маска Гласительницы медленно повернулась вбок, как будто девушка хотела что-то прошептать ему. Но слов не прозвучало. Вместо этого Гласительница опять вступила в круг танцующих.

Постепенно звуки стихли. Девятеро стояли в молчании. Пламя в небесах почти погасло, с моря налетали порывы прохладного ветра. Мирани задыхалась, перед глазами всё плыло. По ногам проползали мелкие существа. В воздухе крошечным облачком заплясали светлячки.

Алексос сказал:

— Здесь я начинаю мой путь, здесь он и закончится. Я, Расселон и Хореб, Антиниус и Алексос, Архон нынешний и будущий, Воплощение Бога на Земле, Ярчайший, Мышиный Бог, Солнечный Всадник, начинаю свой путь. Я изопью из Колодца Песен. А до моего возвращения молитесь за меня.

Высокий мальчик в белой тунике спокойно стоял посреди сумерек. И Девятеро жриц одна за другой повернулись лицами наружу, образовали круг, обращенный к нему спинами, и он пошел прочь от них, вниз по широкой лестнице, по вьющейся каменистой тропе, и Мирани знала, что он проходит через каменную арку, спускается на дорогу, вдоль которой выстроились двойной шеренгой все обитатели Острова, обратив к нему спины, ибо никому не дозволено видеть Архона без маски.

Отсюда ей было хорошо видно всё: и солдаты, наводнившие Мост, и, за спинами у них, вдоль дороги до самой пустыни — сотни жителей из Порта. Многие принесли факелы, они трещали и сыпали искрами. Гермия повела Девятерых вниз, вслед за Архоном, и они пешком вернулись в Храм. На Мирани нахлынула неясная печаль, глубокий страх за одинокую фигурку, бредущую по бесконечной дороге между шеренгами равнодушных спин.

— Не вешай нос, — бодро шепнула ей Крисса. — Он вернется.

Мирани мрачно посмотрела на нее.

— Как будто тебе не безразлично.

— У меня тоже есть чувства, Мирани. — Из-под маски Вкушающей Для Бога сверкнули голубые глаза.

— Да, тебя волнует, что дадут на ужин и какое платье надеть завтра.

— Неправда…

Мирани обернулась к ней и сняла маску — они уже перешагнули порог Нижнего Дома.

— Правда! Прекрати заигрывать со мной, Крисса. Я тебе не верю и никогда больше не поверю. Никогда!

Глаза Криссы наполнились слезами. Но, сняв маску, она улыбнулась.

— Даже если я расскажу тебе секрет?

— Не хочу ничего слышать. — Мирани торопливо отошла от нее и направилась к Храму. Оттуда была хорошо видна дорога, а ей хотелось подольше не выпускать Алексоса из виду. Но Крисса побежала за ней.