Последний страж Эвернесса - Джон Райт Страница 24

– Пойдем, заинька! Пора домой! Теперь нам гораздо лучше. Тебе нравятся шарики?

Девчушка улыбнулась невинно и радостно и замахала ручкой, отчего разноцветные шарики задергались и заплясали.

Ворон отпрянул, не в силах выносить это зрелище. Коридоры казались ему тесными и душными. Он толкнул наружные двери и вышел на свежий ночной воздух.

Шатаясь, доплелся он до выходящей на парковку скамьи и уселся, тяжело дыша, положив локти на колени и свесив голову.

– Жарко нынче там внутри, а? – произнес грубый голос.

Ворон повернул голову. Рядом со скамьей в инвалидном кресле восседал коренастый мужчина. Залысины на лбу, мощная грудная клетка, здоровенные бицепсы, шейные и плечевые мышцы. Ноги его казались абсурдно тонкими и маленькими по сравнению с остальным телом. Ворон увидел его шрамы: один на щеке, один на руке, остальные, вероятно, скрывались под рубашкой. Лицо морщинистое и обветренное. Выглядел он лет на пятьдесят с хвостиком или на бодрые шестьдесят.

Мужчина в инвалидном кресле вынул из-за пазухи металлическую фляжку.

– Глотни, сынок. Похоже, тебе не повредит. – Он передал фляжку Ворону со словами: – Осторожно. Штука крепкая.

Ворон понюхал открытое горлышко фляги. От одного запаха алкоголя жгло глаза. Он запрокинул голову и сделал долгий глубокий глоток крепкого чистого напитка.

Питье яростным пламенем вспыхнуло у него в горле. Ворон не закашлялся и не ахнул, недрогнувшей рукой передал фляжку обратно.

Человек коротко смерил бородача взглядом и одобрительно кивнул.

Когда он сам отпил из фляги, то не сумел сделать это с лихостью сына гор. Его глоток был меньше, ему пришлось отнять флягу от губ, чтобы вдохнуть, а на глаза навернулись слезы.

Ворон с улыбкой покачал головой и протянул руку за флягой.

Человек молча передал ее, глядя при этом прямо в глаза соседу.

Ворон отпил еще – вдвое больше, вливая жидкое пламя себе в глотку. Отсалютовав фляжкой, он вернул ее владельцу. Щеки у него порозовели, но иных внешних признаков стресса не наблюдалось.

Человек в кресле вскинул брови и громко присвистнул от восхищения.

Ворон скромно кивнул в благодарность.

Другой улыбнулся в ответ. Его улыбка казалась крохотной трещиной на жестком, как железо, лице.

– Я Питер. А вы?

– Ворон.

– Где вы научились так пить, доктор Ворон?

– Я служил матросом на греческом сухогрузе, Питер. Я плавал по морям.

Питер хмыкнул и кивнул, отпив еще немного.

– Хороший человек.

Улыбка Ворона погасла. Он отвернулся и задумчиво уставился на огни парковки, на рельефную темноту кустов и деревьев за ней.

– Я не хороший. Вовсе нет.

– М-м? Что ж ты натворил?

– Я заставил человека умереть, – негромко произнес Ворон. – Чтобы позволить жить маленькой красивой женщине. Один из них должен был умереть.

Питер протянул ему флягу.

– Что уж теперь поделать. Врачи постоянно сталкиваются с подобным выбором. Это тяжко. Чертовски тяжко, выбирать вот так. Решать, кому жить, а кому умереть. Я понимаю.

Ворон недоумевал, почему Питер принял его за врача, пока не сообразил, что по-прежнему облачен в белый лабораторный халат, который он стянул вечером из прачечной, чтобы проникнуть в палату к жене.

– Нет, – сказал Ворон. – Это не такой выбор. Женщина – моя жена. А тот молодой человек – я как бы убил его. Я убил человека. – Ворон отпил и передал флягу.

– Да, я знаю, каково это. Вы справитесь.

Питер сделал последний глоток из фляги и расстегнул куртку, чтобы убрать ее во внутренний карман. Когда пола куртки откинулась, Ворон увидел тяжелый длинноствольный пистолет в наплечной кобуре.

– Но позвольте вам сказать, – продолжал Питер, – не важно, насколько все плохо, не важно, кто живет и кто умирает, не важно, насколько вам больно, – вы в состоянии это вынести. Жена уходит? Вы справитесь. Сын связался с наркотиками и сатанинскими культами? Справитесь. У отца едет крыша? Справитесь. Наступаете на мину и лишаетесь обеих ног: ни бега трусцой, ни скалолазания, ни танцев, ничего, никогда больше? Справитесь. Здесь один секрет: пока ваша совесть чиста, вы справитесь. Как будто между вами и миром трехдюймовая броня. Что бы ни происходило снаружи, пока ваша броня цела, мир вас не достанет и вы справитесь. Но если вы поступите неправильно – всё. Тогда граната пробила вашу броню, она внутри вас, и вся шрапнель достанется вам, от этого не убежать и не выбраться наружу, потому что вы носите ее в себе. Человек с чистой совестью, даже если он теряет все, справится. Человек с нечистой совестью, даже если ему принадлежит весь мир, не справится ни с чем, сломается. Просто сломается, как сухая ветка. Улавливаете?

Ворон не шевельнулся и не ответил, только взгляд его сделался пустым и равнодушным, а щеки побледнели.

Питер ворчливо произнес:

– Расскажи мне об этой твоей жене, которую ты спас.

II

Ворон начал:

– Моя жена безумная. Не печально или страшно безумная, но все-таки. Безобидно безумная. Она бегает голышом по лесам в надежде вспомнить, как можно летать. Она разговаривает с животными, а если сказать ей, что звери не отвечают, она смеется и говорит: ну, они же не виноваты, правда? И все время рассказывает про своих папу и маму.

Он продолжал:

– Послушать ее, так мать у нее самая красивая и мудрая женщина в мире, милосердная и добрая, никогда не сердится и не раздражается. А про отца она говорит, что другого такого человека нет: ловкий юрист, изобретатель, строитель домов и исцелитель болезней. Настоящий гений, этот ее папочка! Она битком набита историями о его великих деяниях! Она рассказывает мне о нем и обещает отвезти познакомиться с ним в его большое имение в Калифорнии, но поездка вечно откладывается. Она счастлива тем, что любит своего отца, а тот любит ее. Рассказывает об этом всем и каждому; такое вот счастливое хвастовство… Понимаете, я верил ей. Потому что, думал я, мы же в Америке. Земля Джефферсона, страна Эдисона, других блистательных людей. Почему бы не быть и человеку вроде ее отца, мастеру на все руки? Изобретательному, как Эдисон, смыслящему в архитектуре, как Джефферсон… Питер проворчал:

– Похоже на чувака в Калифорнии, как же его зовут-то? Тот хирург-новатор, которого достали постоянными судебными исками, и он стал юристом, а когда его достали ругательные статьи в газетах, он основал собственный издательский дом. Классический случай «из грязи в князи», настоящий герой. Забавно, никак не припомню его имя. Не родственник, часом?

– Не думаю, что у нее вообще есть родственники.

– Как это?