Город теней - Михаил Шухраев Страница 24

Санкт-Петербург,

сентябрь 2009 г.

Мария. Она не любила свое имя, придуманное как-то поспешно. Ей казалось, имя наложило отпечаток на всю дальнейшую ее жизнь. Обыкновенное детство. Отец — хорошо зарабатывающий и вечно занятой. Мать — числящаяся где-то на грошовой работе, рано приходящая домой, хлопочущая по хозяйству или от безделья заседающая у подруг. Летние выезды на базу отдыха. Обыкновенное счастливое детство. Иллюзия.

И в один миг эта иллюзия рассыпалась как карточный домик, когда у себя на стройке погиб отец. Мать, перед которой никогда реально не стояла задача обеспечения семьи, впала в отчаяние. Пенсии по потере кормильца катастрофически не хватало. Мать начала пить. А потом из водоворота пьянок вынырнул «дядя Ваня». Вынырнул и остался. Стало страшно находиться после школы дома, даже закрывшись в своей комнате. Подруг не было. В школе не ладилось.

Хотя большинство учителей было осведомлено о тяжелом положении Маши, они, не смущаясь, ругали ее перед всем классом за невыполненные домашние задания, невыученные уроки и даже за неопрятный вид. Маша старалась не оставаться в доме лишнюю минуту, да впрочем это было и незачем, ведь в ванной давно перевелось даже мыло, а содержимое холодильника обычно составляли только бутылки. Не сдохнуть с голоду помогала сердобольная старушка-соседка, но сидеть у нее до позднего вечера и смотреть вместе с ней «мыльные оперы» по телевизору, ожидая, когда дома все напьются и отвалятся дрыхнуть, было невмоготу. Школа — квартира соседки — магазин — квартира соседки — прогулка. Почти два года. Долгие часы бесцельного хождения по городу. Серому, дождливому и беспросветному, как жизнь.

От прогулок по своему району ей становилось не по себе, и она все дальше и дальше уходила от дома в сторону центра.

В своем районе она чувствовала непонятно откуда исходящую угрозу. И еще боль. Обычно она смотрела куда-то внутрь себя, в свои воспоминания и переживания, и не придавала значения окружающему, как будто город вокруг был не живой, а нарисованный пастельными мелками на сером картоне.

Но однажды ее взгляд вдруг метнулся вовне. Что же вывело ее из привычного состояния? Маша повернула голову вправо и вспомнила мимолетное ощущение, что в этом месте картонный город будто бы долго терли жесткой старательной резинкой, и он стал тонким, но недостаточно, чтобы заглянуть сквозь него. Она огляделась. В том месте, куда она смотрела, была арка, выводящая в маленький неухоженный дворик с плешивым газоном, парой изрядно поломанных скамеек и кучками мусора возле них. Как будто ничего интересного. Двор оказался пустым, и Маша зашла и села на скамейку лицом к арке. Перебрав воспоминания, она с удивлением отметила, что уже проходила мимо таких мест, только в этом «картон» был протерт намного сильнее. И в первый раз за последние два года она поймала себя на том, что ей это интересно, но, как она ни старалась, вновь поймать картинку ей не удавалось.

На следующий день Маша снова пришла в этот дворик и села на ту же скамейку. На этот раз двор не был абсолютно пуст. На соседней скамейке обнаружился дедуля, читающий газету, а около него пожилой фокстерьер лениво гонял пару не менее ленивых голубей вокруг припаркованного «жигуленка». Проразмышляв с часик, Маша осознала свою вчерашнюю ошибку.

Успокоившись и заглушив лихорадочный интерес, она погрузилась в свое обычное апатичное состояние, но теперь старалась как бы вскользь оглядеть внешний мир.

И снова вокруг были декорации. Нарисованные дома, машина, трава, дедуля и даже движущийся фокстерьер выглядели какими-то плоскими и деревянными. За аркой, по другой стороне улицы, медленно прошел молодой человек. Маша пригляделась и от удивления выскочила сознанием во внешний мир.

Молодой человек не выглядел декорацией, он был живой. Остолбенело просидев на скамейке по меньшей мере минуту, Маша вскочила и бросилась на улицу, но его уже и след простыл.

Она стала приходить в этот дворик каждый день — наблюдать, как все больше истончается картон, и ждать. Ждать неизвестно чего. Наверное, чуда…

На третий день чудо произошло. Еще на подходе к арке, щурясь от яркого солнышка обычного в это время в Питере «бабьего лета», она заметила метрах в ста впереди двух молодых людей, идущих ей навстречу.

Девочка не успела даже осознать, что именно ее заинтересовало, как они уже куда-то свернули. Маша торопливо дошла до того места, прошла под арку и остановилась.

Ее взору открылся двор большого размера (по местным меркам), вполне ухоженный — с газончиком, деревцами, песочницей и довольно большим количеством народа читающего газеты, выгуливающего собак и детей. Молодые люди, светловолосый угловатый, лет тридцати и темноволосый крепыш, чуть постарше, стояли неподалеку от арки. Больше всего удивило то, что их вроде бы никто не замечал. И снова пришлось старательно вводить «себя в себя». И снова мир вокруг стал декорацией. Все, кроме двух молодых людей. А людей ли? До Маши донесся обрывок разговора: