Бабы строем не воюют - Елена Кузнецова Страница 24

Так с разговорами, не пропустив ни одной бабы, Настена провела Арину вокруг колодца, а потом двинулась с ней по улице дальше.

– Ну как? Поняла?

– Кажется… – Первый ответ на поверхности лежал, и гадать не пришлось. – То, что тебе посуды натащат, понятно… – слегка усмехнулась молодая женщина.

– Правильно, – подбодрила Настена. – А еще?

– Было и еще что-то… – Арина помолчала, подбирая слова. – Нехорошо в какой-то миг стало… словно бы заплакал кто-то или обидели кого… точнее не могу сказать.

– И то уже хорошо, что поняла, – одобрила Настена. – Знала твоя бабка, кого в ученицы брать… Странно, что не стала до конца учить. Оглянись.

Арина обернулась к колодцу и сразу же поняла, что не обманулась: чуть в стороне от остальных стояла одна молодка. Вроде бы и вместе со всеми, но как чужая. Стояла понурившись и, Арина не сомневалась, глотала слезы.

– Это ты ее?..

– Слова не сказала! – Настена потянула собеседницу за рукав. – Пойдем, пойдем, не стой. Так вот: слова не сказала! Не ругалась, не грозила… да ты сама все видела. Но и вчера слова не сказала, и завтра не скажу. И вообще не скажу, пока сама не поймет свою провинность да мне не объяснит.

– Строго ты…

– Нет, не строго! Я ей только что помогла глупость свою понять! Если не дура – поймет, повинится, а дуру не жалко.

– Только что?

На душе у Арины от слов лекарки появился неприятный осадок. Но та молча шла рядом, не мешая ей.

– Ты прости, Настена, но выходит, что ты ее из-за меня наказываешь? Ты бабам свое благорасположение ко мне показала… а ее… Она что, на меня зло какое удумала или трепалась непотребно? Небось про то, как я в одной рубашке татей завлекала? – невесело усмехнулась Аринка, еще не понимая, что же ей не нравится: вроде как лекарка ее защитила. – Ну так про это только ленивый не болтает. Я уж думала – надоело всем…

– Если бы просто непотребно… Это еще понятно – чтобы бабы да языками не потрепали? В том греха нет, если без перебора и без злобы. Эта же… – Настена поджала губы, словно собиралась сплюнуть. – Эта о тебе как о воине рассуждать взялась! Будто бы ты топором умело рубила и в том радость чуяла, как мужи ратные.

– Да я же… ах, сука! – вспыхнула Аринка, забывая на время свою неприязнь к Настене – так ее возмутило услышанное. – А ну-ка, пусть повторит мне в глаза…

– Остынь! – рявкнула Настена не хуже десятника. – Или хочешь ее трепотню подтвердить?

– Нет, но…

– Бабка тебя воинским хитростям учила? – неожиданно спросила жрица, снова притягивая к себе взглядом. Арина почувствовала себя обманутой, и снова душу что-то царапнуло – не нравился ей этот разговор, очень не нравился. И сама Настена неприятна. Опять заходами ведовскими морочит! Пока Арина защищалась от притягательной силы глаз лекарки, та каким-то образом узнала все, что ей требовалось.

«Как девчонку провела! Я же к ней за исцелением обратилась, за помощью, а она со мной, словно лиса с подранком, играть пытается. Эх, бабка, бабка… что ж ты так в Ирий Светлый уйти поторопилась? Лучше уж не начинала бы вовсе… теперь от того недознания одна маета!»

– Что-то я никак не разберу, Аринушка, – прервала ее переживания лекарка, – почему бабка твоя все-таки никого за себя не оставила? – Она казалась не на шутку удивленной. – Надо же… редкий случай.

– Не знаю я всего. – Арина не собиралась откровенничать. – Она о себе говорить не любила. Про Ладу-то мне уже перед самой смертью поведала. Ее у нас почитали больше травницей, а про ворожбу тайком поминали. Но со всякими болезнями именно к ней за помощью шли. Священник косился, конечно, но не связывался; с нашим родом отношения портить побаивался – на церковь-то мы жертвовали поболе других.

– Угу. – Настена слушала внимательно, не перебивая, но одновременно умудрялась думать и о чем-то своем. – Андрей, значит.

– Что – Андрей? – При его имени, так внезапно помянутом, Арину в жар бросило, сердце привычно ухнуло.

– Я и говорю: Андрей Немой тебе и правда в душу запал. – Настена улыбнулась приветливо, по-доброму. – Угораздило тебя, ничего не скажешь, тяжкую ты ношу подобрала. Но все может и хорошо сложиться, недаром мне Лада привиделась: она безоглядной любви всегда защитница. И тебе благоволит. Тогда и ему поможешь. У меня же за него тоже душа болит. Матери его обещала приглядеть, но как тут приглядишь? Не дите же… Анна тебе, наверное, уже рассказала кое-что, но всего и она не знает.

Вот этими словами Настена сделала больше, чем всеми наговорами! Матери его обещала… Скажет что-то дельное, посоветует.

– За что его так? – Аринка теперь сама впилась в нее взглядом. – Я же давно поняла, что не просто…

– Все расскажу, дай до дома дойти. Посмотрю тебя, как обещала, да поговорим. Изба моя недалеко, только вот второй колодец минуем… – кивнула Настена на кланяющихся ей издалека баб. – И вы здравы будьте, бабоньки, мужей вам добрых да женихов красивых, хлопотуньи…

Дальше все пошло, как и у предыдущего колодца: лекарка вела Арину по кругу, указывая то на искусную резьбу, то на хитрую кузнь, одновременно находя какие-нибудь слова для каждой бабы в отдельности. Поведала между делом и душераздирающую историю о том, как молодка горшок огненных щей на мужа опрокинула, да тут же, на глазах у всех, кто за столом сидел, принялась с того портки стаскивать, «чтобы, значит, не сварилось все там окончательно». Да про то, как муж, за портки держась, сначала орал: «Ты что, дура, охренела совсем?», потом: «Да остыло уже, не горячо вовсе!», – а в конце: «Ладно, пойдем, поцелуями полечишь да расскажешь, каковы щи на вкус были».

Пока бабы хохотали да высказывались об услышанном, Настена склонилась к одной из них, и от ее тихих слов будто зимней стужей повеяло:

– Ворованное счастье коротко! Сама остановись, слез меньше прольешь!

Баба поперхнулась смехом и изумленно уставилась на лекарку, а та уже шла дальше показывать Арине кованую голову медведя.

Больше до самого лекаркиного дома они и словом не обмолвились. Настена молчала, и Арина с ней сама не заговаривала, но про себя отметила, что та провела ее кружным путем. Видно, неспроста – для того и сама к церкви прийти потрудилась. Знать, всерьез она отца Михаила не опасается? Ну да, любви и дружбы между ними быть не может, но тем не менее сей ревнитель христианских заповедей жрицу Макоши у себя под боком безропотно терпит. И не скрывают тут, что лекарка в селе живет – открыто говорят. Бабка-то Аринина вон как таилась от посторонних… Знать, и отче, при всей своей истовости, вынужден с волей сотни смириться: воинам целительница порой нужнее священника.

А заодно и с Юлькой ее сравнивала. Известно: хочешь узнать, какова дочь вырастет – на мать посмотри.

«Юлька по молодости не скрывается, вся на виду. А девка упрямая, глаза горят, свое никому не отдаст. Настена вроде иная – спокойная, доброй тетушкой со стороны смотрится, говорит ласково, душевно, но это на первый взгляд. Просто с возрастом мудрее стала, научилась себя в узде держать, а что у нее внутри? У нее в глазах не прочтешь, и сама она такое умеет, что мне с ней не тягаться».