Главный день - Владислав Конюшевский Страница 24

Злобно оскалившись и трясясь от не получающей выхода внутренней ярости, я бросил:

— Херня все это! И без твоих подсчетов могу сказать — только в этой передаче уже идет стопроцентное попадание. Так что Геббельса здешние козлы переплюнули! С запасом! Меня вот другое волнует…

— Что?

— Где же мы этих гондонов хоронить будем? Вон ведь сколько их повылазило…

Богдан, который сидел возле окна, ковырялся с гарнитурой и не вступал в наш разговор, фыркнул:

— А ты что думаешь, их много? Зря. Просто они зело вонючи и очень громко свои гонорары отрабатывают. Поэтому и кажется, будто таких мудаков — море. На самом же деле хорошо если пара тысяч вместе со всеми прихлебателями наберется. Правда, мозги они засирают — будь здоров! Так что их не слушать, а давить надо. Как тараканов.

Тут подал голос молчавший до сих пор Чиж:

— Слушай, а вот зачем они вообще так делают? Нет, конечная цель их хозяев понятна — внушить комплекс несуществующей вины целому народу, чтобы потом спокойно свои гешефты проворачивать. Но вот эти конкретно не соображают, что они своих же предков унижают?

Федька ощерился:

— Ха, каких своих? Копни любого «светоча российской демократии», и выяснится, что их родичи были либо «видными партийцами», которые в тридцатых простых людей уничтожали и которых в свою очередь Сталин шлепнул, либо теми же «видными партийцами», махинациями заработавшими не пулю, а просто зону и валившими лес до самой смерти усатого. А теперь дети-внуки «заживо репрессированных», не могущие простить столь резкого выпадения из номенклатурной обоймы, нам втирают про «бесчеловечный режим». — Цыган на пару секунд замолк, а потом, хитро глядя на меня, спросил: — Кстати, насчет режима. Можешь ответить, в какой стране, вплоть до середины пятидесятых годов двадцатого века, работники целой отрасли работали исключительно за галочки в книге учетчика? При этом отовариваться они могли лишь в специальной лавке, где товары выдавали исходя из количества трудодней. Да, а наценка на товары была такая, что люди оставались постоянными должниками. И если вдруг кто-то из них сбегал, то органы внутренних дел этой страны со всем тщанием его ловили и сажали. Ну или в лучшем случае возвращали пахать обратно.

Чуя подвох, я задумался. Но так как вариантов не находилось, предположил:

— Колхозники в СССР? Хотя твои слова насчет должников меня что-то смущают…

— Правильно смущают. Ведь сейчас говорилось вовсе не про СССР, а про США. В частности, об их шахтерах и системе «Debt bondage». [22]Да если ты слышал песню «Шестнадцать тонн», то она как раз на эту тему. И что характерно, это было довольно распространенной практикой во всем мире. Где-то больше, где-то меньше. Но наши крестьяне хотя бы могли свинтить из колхоза на учебу или на завод, а вот у тех же пиндосов вообще было беспросветно. Зато нынче весь мир вспоминает исключительно «кровавую тиранию Сталина»…

Я удивленно развел руками:

— Блин, песню знаю, а вот насчет шахтеров и не подозревал… Нигде про этот «bondage» не слышал.

— Все верно. Просто в каждой стране, если копнуть историю, всплывет куча довольно неприглядных фактов. Но западники о них не кричат на всех углах. Потому что это наносит урон государству. А у этих «граждан мира», — Цыган мотнул головой в сторону молчащего радио, — родины как таковой нет. Точнее, она есть, но это вовсе не Россия. Она им ненавистна. Вот эти сволочи и стараются выставить ненавидимый ими народ потомственными уродами. И от души стараются, и за деньги. Как говорится — два в одном!

Я чуть не сплюнул:

— Твари! Ну ничего, каждому по его делам воздастся!

На что Февраль, примеряя подогнанную гарнитуру, кивнул:

— Само собой. И ты это состояние в себе поддерживай, а то я чую — работы скоро будет много!