Лавка красоты "Маргаритки" - Анастасия Королева Страница 24

Тимоха смотрел на неё так… Будто готов был пойти и бросить всё к её ногам, а так как в руках у него был, конечно же, не весь мир, а только мои драгоценные покупки, я пару раз выразительно кашляю и спрашиваю:

– И кто это прекрасное создание? – в моём голосе нет зависти или пренебрежения. Девушка в самом деле прекрасна и что плохого, что парень так обворожён её красотой?

–Что? – непонимающе переспрашивает Тимоха и голос его звучит до ужаса жалко.

– Кто эта девушка, спрашиваю тебя, – говорю чуть громче и, кажется, мой вопрос достигает ушей нимфы. Она оборачивается, вертит головой и когда натыкается взглядом на застывшего парня, лицо её преображается – нежная улыбка расплывается на губах, а в бездонных глазах искриться радость. Правда всё это только до того, пока она не замечает рядом меня… И тут прекрасная нимфа превращается в злобную фурию.

Губы складываются в тонкую линию, а ладони – маленькие и хрупкие, – сжимаются в кулаки.

Тимоха быстро отводит взгляд и улыбается мне преувеличенно бодро, хотя у самого глаза побитой собаки:

– Понятия не имею.

– Да-а-а-? – чувствуя, что вечер становиться всё интереснее, протягиваю с сомнением. – А мне показалось, что вы знакомы.

Ещё раз смотрю на девушку, а она, прекрасная нимфа, всё так же стоит, едва не проделывая взглядом во мне дыру, здоровенную такую.

Лицо же парня, стоящего рядом, напоминает каменное изваяние – ни одной эмоции, только глаза так и косятся в сторону девушки.

Вздыхаю, воздевая глаза к небу и говорю деловито:

– Раз ты её не знаешь, надо пойти выяснить, чего она на нас так смотрит, – и уверенно разворачиваюсь в сторону нимфы. Но Тимоха тут же останавливает меня, почти истеричным:

– Не надо, Кристиана, – и тише добавляет, – пожалуйста.

Нет, ну отчего я влипаю во всякого рода удивительные ситуации? Что за невезенье?

– Тогда рассказывай, – выставляю условие и медленно шагаю вперёд, в сторону родного дома. Ноги мои больше не желали носить непутёвую хозяйку и так и молили: прися-я-ядь!

Будь я не такой уставшей, непременно не стала бы лезть в чужую жизнь, раз меня не очень-то желают в неё посвящать, но моё чувство такта сдохло в страшных муках.

Парень всё же посмотрел на девушку и сделался будто в разы меньше – ссутулился, опустил руки, будто ничего не весившие для него сумки вдруг стали неподъёмно тяжёлыми. Но заговорил только, когда встретившаяся нимфа осталась позади.

В его истории всё было довольно просто – он встретил её ещё мальчишкой, но так уж вышло, что завязавшаяся между ними дружба переросла во что-то большее. Тимоха буквально боготворил её, только чем старше становился, тем отчётливее понимал, что такой дуболом, как он совсем не подходит утончённой Амели. Что его возлюбленная достойна большего, чем мужа-владельца строительной конторки. Она должна блистать в высшем свете, украшать собой балы, и жить в огромном поместье, где слуги готовы исполнять любое её желание.

Собственно поэтому он и решил отдалиться от неё и найти кого-то… более приземлённого.

– Прости, – проговорив последнее признание, Тимоха принимается извиняться.

А мне становится смешно. В самом деле, так обо мне ещё никто не отзывался… Приземлённая Криска! Вот смеху было бы, услышь это определение дядя Росм. И ведь он сказал бы, что Тимоха попал в самую точку.

– Ничего! – выдавливаю и заливаюсь звонким смехом. Так легко вдруг стало, и даже усталость куда-то пропала.

– В самом деле, прости! – парень принялся извиняться пуще прежнего, восприняв мою реакцию по-своему. – Я не хотел тебя обидеть! Ты замечательная девушка, такая…

Пока он подбирает слова я пытаюсь успокоиться:

– Хозяйственная? – выдавливаю, но вновь заливаюсь смехом.

И Тимоха краснеет, словно свекла, вырванная с грядки.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

Смеюсь я, кажется, целую вечность, но смех этот так заразителен, что и парень прекращает смущаться и несмело улыбается. А когда я замолкаю, то, переведя дыхание, от всей души выдаю:

– Ну и дурень же ты, Тимоха!

Право слово, это надо до такого додуматься? Не подходит он ей, видите ли, или она ему, тут как посмотреть. Амели, зуб даю, думает, что это она недостойна прекрасного принца, а он тут старательно убивается и показательно страдает, подыскивая себе приземлённую и не такую одухотворённую нимфу, как прекрасная возлюбленная.

– Почему дурень? – немного обижено бубнит он, и я принимаюсь объяснять, казалось бы, такие обычные вещи.

– А потому, шальная твоя голова, что дева твоя, которой якобы не нужен такой неинтересный и неспособный обеспечить балами да приёмами парень, как только увидела тебя, так расцвела, словно редкая горная лилия. И столько страдания, никому не нужного, должна заметить, появилось в её глазах, когда увидела рядом меня, что только дурнем и остаётся тебя называть.

Может я и несведуща в делах сердечных, личный опыт можно описать двумя словами, но и так вижу, она любит его, а он любит её, и никто, совсем никто не препятствует им быть вместе, кроме, само собой, глупых предрассудков Тимохи. Предрассудков, что мучают двух людей разом, отравляя столь прекрасное чувство.

– Ты не понимаешь, – пытается растолковать мне высший смысл извращённого мучения, да только ему ли тягаться со мной?

– Нет уж, это ты не понимаешь – для чего мучать друг друга, если можно, для начала, хотя бы просто поговорить? Откровенно, не замалчивая самые потаённые страхи.

Удивительно, как можно испортить себе жизнь, вбив в голову эдакую глупость.

Парень опускается на ступеньку крыльца моего дома, и я присаживаюсь рядом с ним. Молчим, потом я осторожно касаюсь его плеча и убедительно говорю:

– Иди. Пока ты ещё можешь всё исправить.

Он смотрит на меня сначала обречённо, а потом неожиданно улыбается широко и искренне:

– Я так и сделаю. Да. Конечно! Ты права.

Хмыкаю, не способная больше на проникновенные речи, да и испарившаяся было усталость набросилась с новой силой, стоило только присесть.

Он аккуратно складывает мои покупки прямо там же на пороге и бросается обнимать меня. Да так усердно это у него выходит, что я впрямь опасаюсь, что кости мои не выдержат такой благодарности: