Королева Ойкумены - Генри Лайон Олди Страница 23

Пустяки, гримасы бюрократии…

Она очень волновалась. Она не могла понять, что скрывается за вежливостью комиссара. Она трактовала мимику и жестикуляцию, намеки и экивоки – то так, то этак, и всякий раз сомневалась в выводах. Лучше бы им не встречаться – результат ей могли сообщить по коммуникатору, или письмом…

На двадцать пятом году жизни Регину догнал Т-синдром. Профессиональная болезнь менталов, признаки которой были отлично известны дипломированному пси-анестезиологу, новоиспеченной кавалер-даме ван Фрассен. Телепат-ларгитасец – да, собственно, и инопланетник, если не брать в расчет асоциальных типов – всю жизнь держал два периметра обороны: внешний и внутренний. Первый не позволял при личном общении «считывать» мысли и эмоции собеседника в объеме большем, чем это доступно обычным людям. Второй не позволял транслировать собеседнику свои мысли и эмоции напрямую, ограничивая телепата общим набором средств выразительности.

«Будь, как все!» – закон социализации.

«Эй, ты понял?!» – Закон о допустимых пси-воздействиях.

Разумеется, сплошь и рядом менталы нарушали запрет по мелочам. Но это не отменяло главного: жизнь Регин и Линд, отмеченных татуировкой на крыльях носа, проходила спеленутой в двойную смирительную рубашку. Бегуну цепляли ядро к ногам; атлета вынуждали горбиться и скрывать мускулатуру. В итоге большинство менталов испытывало вечные трудности с восприятием собеседника. Никогда нельзя быть до конца уверенным – правильно ли ты классифицировал фразу и жест, подмигивание и дрожь пальцев, интонацию и позу; это оценка поведения, явленного тебе в действительности, или дефект какого-то из твоих блоков, пропустившего лишнюю информацию, или ты сам придумал себе этот дефект, и теперь колеблешься, не в силах распознать, что к чему, и в каком объеме…

– У меня для вас приятная новость, госпожа ван Фрассен.

– Слушаю вас, господин комиссар.

Из-за Т-синдрома менталы предпочитали, если это возможно, общаться с обычными людьми не с глазу на глаз, а «удаленно» – к примеру, через коммуникатор. Это не касалось близких друзей или родителей, знакомых с детства. Их чувствуешь сердцем. Но с остальными… Лучше выставить барьер в виде экрана. Тогда точно знаешь, что видишь и слышишь только слова и мимику собеседника. Никаких мыслей, крамольно схваченных на лету; никаких эмоций, украденных из тайника. Что услышал-увидел – всё твое. Нет сомнений, постоянного самокопания: угадал или превысил, норма или чуток лишнего… И собеседнику спокойнее – он тоже знает, что в его мозгу никто не ковыряется.

Когда общение всё-таки происходило лицом к лицу, менталы, страдающие Т-синдромом, представляли себе, что говорят не с живым человеком, а с изображением на экране уникома. Так было легче абстрагироваться.

– Ваша просьба рассмотрена канцелярией Королевского Совета. Резюме положительное.

– Канцелярия Совета?!

– Вы ожидали решения другой инстанции?

– В общем, да. Максимум, на что я рассчитывала – это Министерство образования.

– Зря, госпожа ван Фрассен, – к счастью, комиссар раздумал улыбаться. – Как вы полагаете, почему вас вызвали в службу Т-безопасности? Казалось бы, что общего между нами и вашим желанием продолжить обучение на Сякко за счет государства?

– Ничего, – честно ответила Регина.

– Ошибаетесь. Вам известно, что все менталы состоят у нас на учете?

– Да.

Разговор неприятно походил на допрос. Комиссар расхаживал по кабинету, сотрясая мебель. Вежливый тон вступал в контраст с фигурой борца. Внешняя доброжелательность противоречила напору, с каким Фрейрен задавал вопросы. Перестань, напомнила себе Регина. Ты выдумываешь проблемы на пустом месте. Он же сказал: твоя просьба оценена положительно. Это хорошо. Пожалуй, мы бы сумели оплатить обучение на Сякко самостоятельно. Но такой вариант – серьезный удар по бюджету семьи…

– А известно ли вам, что все психиры являются внештатными сотрудниками нашей службы? Особенно это касается тех, кто получил диплом на Сякко…

– Вы противоречите сами себе, господин комиссар.

– Каким образом?

– Если все психиры – ваши внештатники, то это не может касаться кого-то из них особенно. Я права?

Комиссар захохотал. Странное дело – если, улыбаясь, он скорее пугал, чем привлекал сердца, то хохот превращал злого людоеда в доброго великана.

– Подловили, не спорю. Извините, я скверный оратор.

– Но, думаю, вы хороший комиссар?

«Он добился своего, – отметила Регина. – Разговор утратил напряжение. Смысл остался, шероховатости сгинули. Значит, скверный оратор? Или это я опять занимаюсь самоедством?»

– Я – отличный комиссар. И был превосходным инспектором. Это я направил Фердинанда Гюйса в ваш детский сад. Судя по вам, госпожа ван Фрассен, мы с Гюйсом сделали свою работу наилучшим образом.

– Направили? Гюйс – не психир. Значит, он не обязан вам подчиняться.

– Обязан. Незаконченное образование, полученное на Сякко – этого достаточно, чтобы господин Гюйс числился среди наших внештатников. Кстати, вас ждет аналогичная судьба, – Фрейрен стал серьезен, даже официален. – Госпожа ван Фрассен, я уполномочен сообщить вам, что государство берет на себя все расходы по вашему обучению на Сякко, включая период интернатуры. Подчеркиваю – все, учитывая проживание и питание. Сохраняйте копии билетов, когда станете летать домой на каникулы – мы оплатим перелет. Вы же со своей стороны подпишете обязательство вернуться домой по окончании обучения – и не менее двенадцати лет отработать по специальности в одной из трех, предложенных вам на выбор клиник. Вдобавок к этому вы возьмете на себя обязанность без возражений откликаться на вызовы службы Т-безопасности. Консультации, купирование приступов инициации…

– Что будет, если я откажусь?

– Вам придется самостоятельно платить за обучение.

– А если я, получив диплом на Сякко за казенный кошт, позже нарушу соглашение? Сама выберу место работы? Откажусь сотрудничать с вами? Меня расстреляют, да?

«Деточка, вы сейчас исключительно хороши, – было написано на лице комиссара. Подозрение, что он с минуты на минуту бросит посетительницу через плечо, не исчезло. Но возможные последствия броска приобрели пикантный характер. – Вы королева, деточка. Этот ваш бунт, не подкрепленный ничем, кроме желания юности чуть-чуть побунтовать, прежде чем согласиться… Я обожаю свою работу. Я обожаю таких мятежниц, как вы. В моем возрасте полезно общение с молодёжью. Что вы делаете сегодня вечером?»

Вместо всего этого Фрейрен сухо уведомил:

– Нет. Вас просто лишат гражданства.

– Зачем вы мне это рассказываете? Думаете, я пришла бы сюда, если бы испытывала сомнения?

– Я обязан сказать то, что сказал. И не сомневаюсь в вашем согласии. Кстати, вам здесь не руки выкручивают. Вам предлагают целевую субсидию. А потом – прекрасную, высокооплачиваемую работу в клинике, оборудованной по последнему слову ларгитасской техники. Я, а в моем лице Королевский Совет – ваш благодетель. Усвоили?