Перехлестье - Алена Алексина Страница 23

— А вы что–то будете? — уже другим тоном обратилась она ко второму посетителю, смотревшему на нее с мрачным подозрением во взоре.

— Меня зовут Андалу, — спокойно сказал тот.

— Не верю! — тут же возразила девушка, — вот… точно не Андалу. Так есть что–нибудь будете?

Храмовый служитель прикрыл на секунду глаза и только крепко сжатый кулак выдавал его раздражение.

Он ничего не мог предъявить этой дерзкой девчонке. Магии в ней не было ни на грош… Веселая, всегда обходительная, она не нарушала никаких порядков — ну подумаешь непонятные узоры на руках! За такое не заточишь в темницу. Но де–е–ерзкая!

Да еще эта хромоножка, которая всюду за ней таскается, словно тень… Странная кухарка, одним словом. Она не боялась его. Да, собственно, никого не боялась! Он попытался выведать, есть ли у нее семья, но… оказалось предмет его подозрительных наблюдений совершенно одинок. Даже дома своего у Багоевой стряпухи не было. Жила тут же — при харчевне. И откуда только такие берутся?

— Принеси что–нибудь на свой выбор, — махнул, в конце концов, рукой жрец, и снова повернулся к своему собеседнику. — Итак?

Дэйн чуть откинулся назад, постукивая пальцами по столешнице.

— Итак? — повторил он эхом. — С какой целью отец, который не снисходит до простых людей без воли богов, освятил своим присутствием плохенькую харчевню? В очередной раз.

— Голод… терзает, — парировал служитель.

Молчаливый поединок взглядов продолжался до тех пор, пока Василиса не принесла обоим трапезу. Поставив перед молельником широкое блюдо жаркого, она подмигнула дэйну, подвигая ему тарелку с большим куском слоёнки.

— Ешьте с удовольствием! — прощебетала девушка, и стремительно удалилась, успев, однако, отметить выражение досады и брезгливости на лице служителя, отодвинувшего от себя ароматный обед.

Дэйн усмехнулся. Храмовые послушники подчинялись обетам, и держали себя в чистом теле. Воин даже сочувствовал… слегка… этим людям, которые всю жизнь посвятили молитве и посту. Не ели мяса, не пили вина, не прикасались к женщине, не обзаводились домом или еще каким–то имуществом. Столько запретов, столько упущенного ради единственной возможности говорить с богами! Стоит ли диалог с небожителями всех этих лишений? Для Шахнала — а именно так звали служителя — стоил. С другой стороны, сам Шахнал не понимал дэйнов. Как можно отказаться от имени, прошлого, чувств, и стать равнодушным орудием создателей? Зачем?

Да, каждый из этих двоих, ныне сидящих за одним столом, был по–своему ущербен, и воин прекрасно понимал это. Он еще помнил отчаянье собственной матери в тот страшный день, когда в их дверь постучался дэйн. И помнил, как отчаянье сменилось ужасом, когда семилетний сын, выступив вперед, согласился стать палачом магов и безучастно, не оглядываясь, ушел, оставив прошлое — дом, родителей, детство — за спиной.

— Вот ведь бестия, — усмехнулся жрец и, хотя глаза его остались колючими и холодными, было заметно, что отец слегка расслабился. — Ладно. Не есть я сюда пришел, как ты сам понимаешь.

Тут уже и дэйн подобрался, внимательно приготовившись слушать Шахнала.

— Морака снова взялась за старое. И снова пришла в Аринтму. В остальных городах она не лютует, но у нас, что ни год, то новая напасть. Здесь она сильна. И в итоге Маркусу надоела морока с колдунами. Вчера он явил свою волю. И воля эта такова: все закончить. Каждому разрешенному магу будет дарован шанс.

— Шанс?

— Кольцо. Каждый получит кольцо и месяц на спасение жизни и души. Над теми, кто найдут вторую половину, больше не будут тяготеть их назвища, и они смогут жить, как простые люди. Те же, кто не отыщут спутника или спутницу — умрут. Ты знаешь, о чем я.

— Подожди. Кольцо? Спасение? Как эти две вещи связаны?

Жрец покачал головой, пытаясь подобрать слова.

— Ты знаешь, что колдунами никогда не становятся те, кто ходили к Чаше и взяли кольцо? Конечно, не знаешь. А так оно и есть. Маркус защищает своих чад. Дает им не только любовь и семью, но и защиту от проклятия Мораки. Правда, эта тайна ведома лишь нам — молельникам.

— Почему?

— Чтобы искусов не было, — коротко ответил Отец. — Представь, сколькие бросятся искать пару? А сколькие найдут? И если не найдут, то что случится?

Он вздохнул и продолжил:

— Мое мнение о магах и их судьбе ты знаешь, так к чему переливать из пустого в порожнее? Однако те, что получили назвище — служат Маркусу. Поэтому им дается шанс.

— А те, кто не возьмет кольцо? И… колдуны? — дэйн подался вперед.

— Мятежниками и ослушниками займутся такие, как ты, — молельник потер лоб. — Служители сейчас ставят дэйнов в известность, и вы превращаетесь в палачей. Больше никаких поблажек. Морака слишком глубоко запустила когти в магов. Настолько глубоко, что Клетку придется очистить — иного пути нет.

— Очистить?

— Проклятый дар усилился в несколько раз, — жрец тяжело вздохнул и продолжил. — Тех, кто помогает колдунам — уничтожать безо всякой пощады, а самих колдунов — развеивать без скорби и жалости. Ну и самое главное — ни в коем случае не подключать к поискам видий. Дэйны Аринтмы должны справиться сами.

— Почему?

— Видии — женщины. Они, в отличие от вас думают не головой, а сердцем. Они не воины. Они не поймут. Поэтому не исключены обманы и подлоги. — Служитель передернул плечами и поднялся. — Я донес до тебя волю богов, — произнес он древний приказ, которому нельзя не подчиниться. Именно этими словами всегда заканчивались разговоры между служителями и дэйнами.

— И я услышал эту волю, — тут же отозвался дэйн, как всегда, принимая распоряжение.

Он не раздумывал о мотивах. Не осуждал. Ему ни к чему были сомнения в правильности поступка. Сейчас дэйн планировал лишь насладиться принесенным ему лакомством, и окончательно решить, достойна ли стряпуха занять место рядом с ним в качестве жены. В конце концов, именно ради этого он ходил столько времени в харчевню.

— Дэйн… — уже встав, но, не повернувшись к нему, Шахнал щелкнул пальцами. — Чуть не забыл. Отныне все младенцы, рождающиеся с даром, не имеют права на жизнь, потому что дар стал отравлен Моракой. Дэйны больше не смогут выполнять свое предназначение.

Мужчина вздохнул, но ничего не ответил на последние слова. Эти двое поняли друг друга, и спокойно вернулись каждый к своему занятию. Перед обоими стояла цель, и оба к ней шли.

Вот только их беседа стала достоянием еще одного — совершенно нечаянного — слушателя. И этот слушатель, скрытый невидимой защитой, стоял и сжимал кулаки от ярости и бессилия.