Круги в пустоте - Виталий Каплан Страница 23

Но все это он знал умственно, исследовать ржавую здешнюю веру ему ужасно не хотелось, да и некогда было — в короткие посещения этого мира лишней минутки не выкроишь, да к тому же какая в том жизненная польза? Пожалуй, лишь сейчас он самолично убедился, что за верованиями Железного Круга действительно кроется некая враждебная сила. Неужели она той же природы, что и в Сарграме? Очень не хотелось так думать, и дисциплинированный ум Хайяара вовремя отсекал опасные помыслы… пускай те периодически и возвращались.

— А родители, значит, на даче? — прервал он затянувшееся молчание.

— Да, — откликнулась Аня, — они там до вторника просидят. Теплицу сооружают, для огурцов, папа купил дуги и рейки, так что будут огурцы сажать, и кабачки в грунт, и яблони надо опрыскать, пока не зацвели.

— И ты, получается, одна живешь?

— Ну я уже не школьница, — слегка удивилась Аня, — все-таки второй курс уже заканчивается. Что я, яичницу себе не приготовлю?

— Да это понятно, яичница, — отмахнулся Хайяар, — а вот возвращаться одной, в темноте. Нет, какой же гадостный этот мир! Ты хоть понимаешь, что могло случиться, если бы я вошел в дом на десять минут раньше… или позже?

— Да все я понимаю, — усмехнулась Аня. — Не на Луне ведь живем. Только что ж тогда, вообще от всего шарахаться? Тогда лучше сразу умереть. Нет уж, на все Божья воля, надо только спокойно ее принимать.

— Будь я твоим папой, — задумчиво протянул Хайяар, — я бы вечером встречал тебя возле метро. Каждый день, не прерываясь на огурцы.

— А кто ж тогда их сажать будет? — искренне удивилась Аня. Видно было, что нервная дрожь отпустила ее, щеки порозовели, в глазах растаял недавний еще страх.

— А мама одна с огурцами не справится? — Хайяару было и смешно, и вместе с тем дико. До чего же докатился этот гнусный мир! Чтобы семья блистательной кассары, едва ли не «ла-мош» в имени, горбатилась на грядках, высаживая овощи? Для чего же тогда рабы? Увы, рабов — настоящих, правильных рабов, здесь нет, люди Железного Круга помешаны на вредной идее свободы для всех. Им просто не дано понять, что свободными могут быть лишь достойные, лишь те, кому предначертано это богами, остальные же должны честно принимать положенный им рабский удел, надеясь на милость Высоких там, за гранью земного бытия. А здешние верят, что рождаются равными друг другу — и потому не замечают ни своего рабства, ни (в редких, конечно, случаях) свободы.

— А ее одну нельзя оставлять, — терпеливо объяснила Аня. — У нее сердце больное, ей нельзя напрягаться. И вообще надо, чтобы кто-то следил. Не дай Бог прихватит, там же так просто «скорую» не вызовешь, телефона в поселке нет, значит, или бегать по соседям, у кого мобильник есть, или ловить машину, везти в районную больницу. А там по московскому полису только первую помощь оказывают, а лечить не лечат.

— Ну, — рискнул предположить Хайяар, — может, тогда вообще не сажать огурцы? Если это сопряжено с такими опасностями?

— Вот вы смеетесь, Константин Сергеевич, — хмыкнула Аня, — а дача в наше время — огромное подспорье в хозяйстве. Вы сами посмотрите, какие сейчас цены. И какие у большинства зарплаты. А у нас все свое — и картошка, и огурцы, и яблоки. И варенья варим столько, что и нам, и всем родственникам хватает. Хотите, вам принесу? Вишневого, а?

Хайяар грустно смотрел на нее. Ну конечно! В этом мире людям благородной крови, чье предназначение повелевать, не хватает денег на овощи! А бритоголовые ублюдки, коим положено таскать мешки и еженедельно получать на конюшне свою порцию плетей, катаются в дорогих джипах. Или насилуют девушек на лестнице. Чудесный мир, подлинное царство свободы!

— Поверь, Анечка, я не смеюсь. Мне просто грустно, и странно. По возрасту я, наверное, постарше буду твоего папы, и я бы никогда свою дочку одну не оставил.

Он вздохнул. Своей дочки у него не было и не будет уже никогда. Что ж, удел мага есть удел мага. При Малом Посвящении дается обед безбрачия, и назад уже хода нет. Конечно, утешаться с женщинами в принципе не возбраняется, но ведь это — на одну ночь, и одни лишь Высокие знают, чем эта ночь обернется для той, чьего лица обычно и не видишь. Лучше бы, конечно, ничем, маг должен принадлежать лишь Высоким и Тхарану, и больше никому. Полагалось и специально позаботиться, дабы ночная подруга не понесла во чреве. Слово «разделения», простое заклятье. Только оно не всегда срабатывает. Жаль… Ибо маг, у которого есть ребенок, родная кровь, — уязвим. Ребенка можно забрать и с помощью не особо сложных ритуалов установить через его душу канал воздействия. И тогда все тайны мага — уже не только его тайны, и тогда сила его может быть изъята в самый решительный момент… нет, маг, имеющий ребенка, должен уйти. Если он не продвинулся дальше Малого Посвящения и не был задействован ни в чем особо серьезном — ему, возможно, позволят уйти в деревенские колдуны или в знахари при каком-нибудь незначительном храме. Но после Малого Посвящения Тхаран не будет рисковать, и незадачливому брату придется лечь на жертвенный алтарь, дабы предстать с повинной головой в руках пред Высокими, имеющими решать о его посмертной участи.

— Ну не всегда это возможно, Константин Сергеевич! Ну вот представьте, инфаркт у вас, в больницу попали — и что тогда? Кто будет вашу дочку из института встречать? Нет, остается положиться лишь на Господа Бога нашего, — она невзначай коснулась мерцающего в вырезе блузки крестика. — На все ведь Его воля, так чего же бояться?

Хайяар скривился, точно прожевал ломтик лимона.

— Ты действительно так думаешь, Анечка? — глухо спросил он.

— Да, конечно. А вас это удивляет?

— Удивляет? Пожалуй, нет. Каждый верит в то, чему учили его с детства, что вошло с молоком матери. Разве не так?

— Не знаю, — пожала плечами Аня, — у меня родители неверующие. Я сама… Еще в десятом классе крестилась.

— И что же? — хмыкнул Хайяар, — сильно ли это отразилось на твоей жизни?

— Конечно, — подтвердила Аня. — Раньше, понимаете, я жила… ну как все. Школа, потом будет институт, работа, муж, дети, магазины, грядки, пенсия, больница, крематорий. И все, и больше ничего, и в этом вся жизнь. Но это ведь ужасно! Я не права, да?

— Напротив, Аня, — помолчав, отозвался Хайяар, — как раз тут ты права. Это ужасно. Но что же изменилось? К магазинам и грядкам прибавились воскресные службы и посты, вместо косметики дома появились иконы?

— Это все внешнее! — горячо возразила Аня. — А главное в душе. В Евангелие, между прочим, сказано — царствие небесное внутри вас есть. Я теперь знаю, зачем живу, я такие глубины ощутила внутри…

— Что, познала истину? — скептически прищурился Хайяар.

Аня задумалась.

— Ну не целиком, конечно. Истина — это Христос, а чтобы его познать, надо всю жизнь к Нему стремиться, соединяться с Ним в таинстве евхаристии, очищать душу покаянием. Это не бывает сразу, это узкий путь, до гроба.

— Хм… Слова, конечно, красивые, — протянул Хайяар, — но «красиво» далеко не всегда означает «верно». Ты уверена, что не обманываешься? Неужели действительно чувствуешь в себе принципиальные изменения? Вот смотри, та Аня, которая была в девятом классе — один человек, а которая крестилась в десятом — уже другой, да? Куда же прежняя делась?