Медведица, или легенда о Черном Янгаре - Карина Демина Страница 23

— Беги.

Тот нубу приходил всякий раз перед вспышкой. Всего за долю мгновенья, предупреждая, что мир вот-вот треснет. И постепенно Янгар начал испытывать к нему благодарность.

Но сегодня нубу оставил его.

И уже соскальзывая в алое марево безумия, Янгар попытался сдержать удар.

Его тело переставало принадлежать ему. И черное лицо нубу вдруг сменилось смуглым узким — Хазмата. Тот поглаживал длинные усы и кривил губы, приговаривая:

— Не жалей. Никогда и никого.

Хазмат исчез и появился Ерхо Ину. Он ничего не говорил, но ему и нужды не было. Тридуба смотрел с таким презрением, что Янгар понял — все тот знает. Про другой край моря, про пески и караваны, про рабский рынок и школу, в которой Янгара пытались научить послушанию. Про казармы, арену… про то, что Янгхаар Каапо — вовсе не сын бога, но беглый раб.

И бешенство вдруг отступило.

— Тише, мальчик мой, тише… — верный Кейсо держал, не позволяя подняться. У него одного хватало сил справиться с Янгаром, да и то, если получалось сбить на землю. Кейсо наваливался всей тушей, подминая Янгара под себя, и держал до тех пор, пока приступ не заканчивался.

— От… отп… — речь давалась с трудом. — Отпсти.

— Все?

Кейсо не спешил убрать руки.

— Отпусти, — повторил Янгар. И получил свободу.

На ноги он сам поднялся.

Покачивало.

Мутило. И голова привычно кружилось. Но все же приступ был недолгим, иначе было бы хуже.

— Где…

…его жена.

…у нее зеленые глаза и рыжие волосы.

…она дочь Ерхо Ину, но не та, которую он любит.

…и она просила подарить ей красные сапожки…

— Убежала, — подняв плеть, Кейсо протянул ее Янгару.

— Я…

На плети остатки крови. Ударил? Не сумел удержать себя?

— По лицу, — спокойно добавил Кейсо.

Она сама виновата… виновата сама… она что-то сказала, отчего ярость, которую Янгар сдерживал, прорвалась.

— Далеко не уйдет, — Кейсо подошел к лошадям. — Но если хочешь догнать, то поспеши. Рассвет скоро. И Ерхо Ину, когда поймет, что ты ушел, устроит травлю.

Он не пощадит нелюбимую дочь.

След был. Широкий. Явный. Проложенный сломанными ветвями и каплями крови, которая уже подсыхала. Янгар чуял запах страха и поторапливал лошадь, пытаясь нагнать жену, пока с той не случилось беды.

Случилась.

В храме, когда глупая девочка связала жизнь с ним.

И он тоже глупец, если решил, будто Север излечит. Десять лет тишины… это ведь достаточно, чтобы поверить, что амок, безумие воина, которое дарит Тысячерукая богиня избранным, оставила Янгара.

— Стой!

Он кричит, понимая, что Аану не остановится. Бежит, прячется, ранит себя. И колючий кустарник становится стеной на пути Янгара. Его жеребец хрипит и пятится, трясет головой.

Спешившись, Янгар бросил поводья на ветвь.

Пешком.

По тропе, которую проложила Аану. И рыжие нити ее волос выводят к краю оврага. Но здесь след обрывается. И на зов девочка не отвечает. Прячется…

…по лицу, значит.

Плетью.

— Погоди, — Кейсо выбрался из зарослей. — Если она в панике, то к тебе точно не выйдет. Пусти…

Наверное, он был прав и помочь желал искренне. Наверное, Янгар принял бы помощь, но в этот миг со дна оврага раздалось такое знакомое ворчание.

Медведь.

Огромный матерый зверь с седою холкой. Под разрисованной шрамами шкурой перекатывались валуны мышц. Шея прогибалась под тяжестью головы, и Янгар мог разглядеть нити слюны, протянувшиеся к палой листве.

А между передними, массивными, словно столпы, лапами зверя, лежала Аану.

— Не смей! — предупреждение Кейсо запоздало.

Янгар уже катился по склону оврага, оставляя на листвяном ковре глубокий след. И съехав на самое дно, спохватился, что из оружия при нем лишь нож да плеть.

Хватит.

— Иди сюда, — Янгар щелкнул плетью над ухом зверя, отвлекая на себя. — Слышишь?

Слышит. И поворачивает голову.

Он движется с нарочитой медвежьей неторопливостью, которая многих вводит в заблуждение. Но Янгар знает, до чего быстры и коварны эти звери.

— Ко мне.

Он шагнул ближе. И хлестанул наотмашь. Тяжелый хвост плети просвистел у самого носа зверя, заставив того оскалится.

— Ну же…

Янгар вытащил из-за пояса нож.

Копье бы лучше… с ножом шансов немного. Разве что зверь сам уйдет.

— Давай…

Медведь, подняв голову, — Янгар старался не смотреть на тело жены.

Жива.

Она просто сознание потеряла.

И Янгар вытащит. Надо верить, что вытащит. А потом расскажет про вспышку. И про то, что не хотел причинять ей боль. Но амок — это то, с чем ему не совладать.

…правда, она больше никогда не коснется его с той нежностью, которую дарила ночью.

Медведь двинулся на Янгара.

Наступал медленно, оскалившись, но не спеша нападать, словно и не желал вовсе, но лишь пытался прогнать человека от законной своей добычи.

— Пшел от нее, — Янгар пятился, но когда отступил на дюжину шагов, зверь остановился. Он повернул голову, уставившись на Янгара пустой глазницей и тихо заворчал.

А затем развернулся: Янгар не был интересен медведю.

У него уже имелась еда.

— Янгу…

Крик Кейсо прорвался сквозь алую пелену, которая пришла сама, хлынула по следу предыдущего приступа. Накрыло, лишая крох сознания.

И враг был.

Янгар молча бросился на зверя и, вцепившись в жесткую грязную шерсть, вскочил на шею. Нож в руке ходил легко, пробивая и кожу, и толстый слой жира, но лишь боль причиняя. И зверь закричал почти как человек.

Амок.

Оглушающая ярость. Багряная пелена, выпряденная Тысячерукой из пролитой крови ее врагов. Она падает на глаза, лишая рассудка.

Бешенство.

И почти безумие. Оно дарует нечеловеческие силы и выносливость, избавляет от боли, но взамен выпивает досуха. Как в тот раз, когда Кейсо подобрал перегоревшего мальчишку. Тот лежал в канаве, пытался ползти к воде, но лишь елозил руками по грязи. А когда Кейсо приблизился, мальчишка повернул голову и зарычал.

Амок еще жил в черных его глазах.

— Я сам, — сказал мальчишка, когда к нему вернулся дар речи. — Я…