Восьмая нога Бога - Майкл Ши Страница 23

Копейщик слушал, не сводя с меня глаз. Я замолчала, ожидая, что он скажет в ответ. Он тихо промолвил:

– Теперь ты слышишь?

И тут я услышала и почувствовала, как волосы у меня на голове зашевелились. Тихий, протяжный стон, почти нечеловеческий, до того странно он звучал, доносился из купы деревьев и кустарников саженях в трех вниз по склону.

Я подала Бантрилу и Шинну знак не отходить от повозки. Мы с Ниффтом и Оломбо рассыпались по траве и поползли к кустам. Как мы ни прислушивались, оттуда не долетало ни звука, и мы отважились подобраться почти вплотную.

Но вблизи тишина в рощице изменилась. Теперь это было сосредоточенное молчание существа, занятого делом. Вдруг раздался едва слышный шорох, точно кто-то, стоя на усыпанной опавшими листьями земле, переминался с ноги на ногу. И снова тот же еле уловимый протяжный стон.

Вот когда волосы у меня на голове по-настоящему встали дыбом: я узнала человеческий голос, он шел из полуоткрытого окаменевшего рта, безгубой щели, едва слышный, как бывает, когда неподвижные легкие не могут набрать достаточно воздуха, чтобы выдавить слово. Все это я скорее почувствовала кожей, чем поняла разумом, и когда из-за лиственного полога вырвалось еще какое-то излучение, я в паническом страхе пыталась на ощупь понять его смысл.

Это новое излучение, точнее испарение, невозможно описать: над стонущим человеком точно вздымались клубы призрачного пара, и я почувствовала, как у меня щиплет и колет все тело. Больше всего это походило на прикосновение, чем на звук, и все же я с удивлением поймала себя на том, что прислушиваюсь. Казалось, испарения поднимаются и растекаются куда им вздумается, как дым от костра, но в то же время меня не оставляло ощущение, что этот невидимый поток стремится проникнуть прямо в мое сознание.

И тут я начала понимать. Это была речь, адская, нечеловеческая речь, состоящая из одних только мысленных импульсов, проникающих по ниточкам нервов прямо в спинной мозг, а оттуда по позвоночнику внутрь черепной коробки, неспешное бормотание Охотника, который уютно устроился закусить своей беспомощной, еще не впавшей в беспамятство жертвой:

– …Что, странно? Хочешь пошевелиться, а руки-ноги не слушаются? За это забавное недоумение мы вас и любим: скучно есть безмозглую добычу… Ну вот, теперь я пообедаю… начну с ног… здесь, и здесь… Я ввожу растворяющую жидкость, от нее твои внутренности размягчатся, и я их выпью… мммм, великолепно, что может быть лучше первого глотка свежего мясистого супчика!.. Не торопясь, со смаком, нам ведь некуда спешить, правда?.. Ты еще долго будешь со мной, пока я не доберусь до твоего сердца и легких…

В глазах Оломбо я, как в зеркале, увидела отражение своего ужаса, и Ниффт, судя по его лицу, тоже все понял. Никогда еще не приходилось мне делать над собой такое усилие, как в тот раз, когда я подала своим людям сигнал к отступлению и первая показала пример. Бантрилу и Шинну хватило взглядов, которыми мы обменялись, и моих осторожных движений. Не прошло и минуты, а колеса нашей повозки уже пожирали дорогу.

В три раза быстрее прежнего спустились мы в долину, не нарушая, однако, порядка. С выражением серьезности и достоинства на лицах пронеслись через лес, шаг в шаг промаршировали по мосту через реку. Но на самом деле это было беспорядочное бегство, вызванное паническим страхом отступление. Мы повстречали своего первого бога. Раньше нам казалось, что мы вполне готовы к этому событию, но оно застало нас врасплох. А самое главное – нам было стыдно. Мы испытали мучительное унижение, оставляя еще живого человека на верную смерть в челюстях иноземной пакости! Покинув этого несчастного, мы молчаливо подтвердили право чудовища пожирать людей и от этого чувствовали себя особенно гнусно. Договор стал истинным проклятием каждого из нас.

Когда мы добрались до следующего перевала, до захода солнца оставалось не больше часа. Ветер ерошил траву на макушках холмов, и я испытала несказанное облегчение от того, что мир кишащих пауками зарослей остался далеко внизу. Новая долина лежала впереди, но нам предстояло некоторое время идти вдоль хребта и заночевать в деревне, которая как раз показалась прямо по курсу. Хагия – зеленая и прекрасная страна. Выгоревшие на солнце травы высокогорья льнули к земле, точно кошачья шерсть под языком ветра. Долина под нами была как огромный изумрудный кубок, до половины заполненный тьмой, а на противоположном, светлом его краю кукольные домики под остроконечными крышами и еще какие-то величественные каменные здания нежились в золоте уходящего дня.

Пока я любовалась видом, у меня за спиной подал голос жизнерадостный Ниффт:

– Слушай-ка, Оломбо, вон те купола и шпили за крепостными стенами, прямо над тенью, видишь, – уж не одна ли из тех монастий, которыми славится эта земля? Мне доводилось слышать, что они, кроме всего прочего, еще и прекрасные образцы местной архитектуры.

Оломбо, бесхитростный, как и всегда, с приятелем, которого он уважал за умение и сноровку, подтвердил, что, по его мнению, кукольные домики далеко впереди и впрямь приводят на память описания прославленных денежных подвалов, которые ему доводилось слышать.

Тем временем мне пришло в голову, что в устах Ниффта рассуждения о хагианской архитектуре звучат по крайней мере неискренне. И тогда я спросила себя: сколь ни дико подобное предположение, но что, если этот человек не просто мошенник, обманщик, ловчила и надувала? А вдруг он самый что ни на есть настоящий вор? И пришел сюда – нашел же место – красть?

Но я немедленно прогнала эту мысль: хватит того, что нам приходится терпеть друг друга, незачем давать волю воображению. И все же мое намерение дознаться, что он делал в Храме А-Рака, только окрепло. У меня появилось опасение, что если поручение ведьмы всего лишь прикрытие для какого-то более серьезного дела, то риск нанести богу нечаянное оскорбление возрастает, а стало быть, чем больше мы будем знать о нем и его культе, тем лучше для нас.

– Я вот над чем все голову ломаю, Ниффт. – Решив не откладывать дела в долгий ящик, я сбавила шаг и пошла в ногу с ним и Оломбо. – Помнится, ты очень красноречиво убеждал меня в том, что представления не имеешь о культе А-Рака. С другой стороны, мне не дает покоя одно очень странное воспоминание. Видишь ли, не далее чем вчера утром я случайно увидела тебя, – конечно, еще не зная, что это ты, – так вот, я увидела тебя… как бы это выразиться? Ну, в общем, это было в Храме Большой Гавани, сразу после утренней службы, и ты, по-моему, следил за Первосвященником здешней церкви и прошел за ним, незамеченный, на жреческую половину Храма! Мне совсем не хочется лезть не в свое дело, но в самом ли деле ты настолько невежествен в местном культе, как хочешь показать?

– Но это чистая правда, нунция Лагадамия, – возмутился худющий негодяй, – мне и впрямь ничего не известно о культе бога-паука. Я знаю, что завтра, на церемонии Жребия, старина А-Рак слопает пару десятков человек, которые вытянут несчастливый жребий, и что так бывает каждый год во время летнего солнцестояния. Вот и все мои познания в местных верованиях.

Я ждала продолжения, но он, видно, твердо решил, что с меня и этого хватит. Тогда, не скрывая злости, я попыталась его подтолкнуть: