Лунный нетопырь - Ольга Ларионова Страница 23

Легкий, размашистый шаг. Вперед — назад. И снова вперед — назад. Только несчастные колокольчики похрустывают. Постукивают костяшками сжатые кулачки. Что же теперь сказать Юргу? И как? Слетала так, на минуточку и без мужнина ведома на Невесту, и что уж совсем недопустимо — без обязательного эскорта. Кстати, ничего ведь и не случилось, няньки ей не нужны, не то что некоторым…

Между прочим, надо бы поторопиться, пока все семейство не вернулось с вечернего купания. Гнев командора (если честно себе признаться, то справедливый) будет страшен. Пережить такое желательно при минимальном количестве свидетелей. Лучше бы и вообще без оных. Так что наилучший вариант — подождать до позднего вечера, нежаркое (по сравнению с невестийским) джасперианское солнышко все равно уже движется к закату. Пожалуй, в качестве предварительного извинения за самовольство стоит учинить не то чтобы маленький пир, но изысканный ужин, можно даже велеть Эрму, чтобы прислал из замка ее любимые канделябры с подставками из лилового порфирита…

А вот что будет после ужина, заранее загадывать не надо — тут уж ей поможет ее прирожденная склонность ко всяким упоительным экспромтам; и только после всего этого, когда она почувствует, что у ее нежного супруга и грозного повелителя не осталось уже никаких сил на командорский гнев, она спохватится: а кстати, дорогой, еще сюрпри-и-из…

Она остановила, наконец, свое нервное кружение — уж если речь зашла о канделябрах, то стол следует накрыть в шатровом покое. И поскорее.

Принцесса перенеслась туда и суетливо принялась за дело, с легким вздохом отмечая про себя, что у некоторых женщин это получается автоматически. А она впервые ломает голову над тем, как не то чтобы обмануть мужа — да спасут ее от такой мысли все древние боги! — а всего лишь оттянуть до ночи неизбежное признание. И во всем теле такое ощущение, словно по жилам растекся сок незрелых кислых ягод.

Кстати, неплохо бы пошушукаться на эту тему с обаятельнейшей Ушинюшкой — вот уж кто умеет поддерживать в семье атмосферу безмерного согласия и радушия. Но это потом. А сейчас…

Она круто повернулась на каблуках — и остолбенела: на пороге ее дома четко означился силуэт громадного нахохлившегося крэга.

В первый миг ей показалось, что это — поводырь ее отца; но крылатый монстр встряхнулся, как обыкновенная курица, и медленно поднял изящную тонкоклювую головку. Что-то сверкнуло и заискрилось над нею, точно хрустальные иглы, и мона Сэниа с ужасом поняла, что это — венец.

Страх был не за себя — она уже пережила весь кошмар подчинения такому чудовищу; но уж если венценосный крэг рискнул предстать перед ней, то, значит, он хорошо обдумал, кому и чем он будет угрожать. Потому что просто так, для светской беседы, крэги не являются.

Вероятно, обладатель искрометной короны ждал от нее приветствия — что ж, пусть подождет еще. Из хоронушек детской памяти всплыло королевское наставление: как правило, в дипломатических стычках проигрывает тот, кто начинает.

Молчание затягивалось.

— Подойди, — прозвучал, наконец, хрипловатый, как у старого ворона, голос.

— Я отчетливо тебя слышу, — с ледяным спокойствием произнесла принцесса, не трогаясь с места. — Говори.

— Ты меня боишься?

Брови под аметистовым обручем насмешливо дрогнули. И только. Другого ответа и быть не могло

— Ну, хорошо, — примирительно согласился крэг. — Я думаю, твой отец уже сообщил тебе, что некогда счастливый Джаспер раздирают мятежи и смуты.

— И ты решил поставить это в вину мне? — прозвучало почти презрительно.

— Вина в том твоего отца и твоего супруга. Но с твоей помощью мы надеемся исправить то, что они принесли твоей родной земле: один — своей неспособностью править, а другой… другой — просто своим появлением на Джаспере. А теперь твоим именем должны быть восстановлены закон и порядок, добро и свобода.

Ой, какие слова-то хорошие…

— Моим именем вы уже пытались это сделать. В результате я — здесь, — с горечью констатировала принцесса. — В чем-то вы оказались не так уж мудры, как сами себя посчитали.

— Да, — просто согласился венценосный повелитель всех крэгов. — Каждая подвластная нам планета требует уникальной специфики управления, и мы добиваемся своих целей методом проб и ошибок. Это наиболее дешевый способ, хотя он и требует значительных временных затрат. Но у нас ведь в запасе целая вечность.

Про вечность она уже один раз слыхала — на Тихри. Сейчас гораздо интереснее было бы узнать, в каких это величинах они оценивают дешевизну… Но она снова воздержалась от замечаний, вкладывая в это молчание все свое высокомерие, за которым только и можно было укрыть неистребимый материнский страх. Ведь если что — ее десинтор остался на лугу вместе с курткой, а Гуен, занимающая сторожевой пост на верхушке шатрового корабля, не может видеть того, кто расположился на его пороге. Значит, надо тянуть разговор, пока с моря не вернется хоть кто-нибудь — ведь ни Юрг, ни дружинники никогда не расстаются с оружием. А звать их на помощь опасно — неизвестно, что может мгновенно выкинуть эта летучая мразь… или тот, кто переправил крэга сюда.

Но экс-поводыри джасперян не любят долгих разговоров.

Повелитель всех крэгов тоже, похоже, понял, что пора переходить к сути:

— Я решил, что старого короля следует заменить. Однако! Обычно это решают не крэги. Хотя… В истории королевства много темных мест.

— Но все твои братья так же слабовольны, празднолюбивы и узколобы, как и он.

Если бы это посмел произнести кто-нибудь из рода людского!.. Но перед нею был не человек. И притом — куда он клонит?

— Сожалею, но ни у одного из моих братьев нет сыновей, — как бы между прочим бросила она.

— Да. И я это знаю. — Это прозвучало, как приговор.

Но тогда оставалось одно — немыслимое, ошеломляющее, долгожданное: освобождение от островного плена!..

— На Джаспере существуют вековые законы престолонаследия, — произнесла она твердо, — и я первая стану на их защиту.

— Я слышал, что твоих братьев преследует злой рок; когда никого из них не останется в живых, наследник престола определится сам собой.

— Его Величество король Джаспера сообщил мне об этом. — Она собрала всю свою волю, чтобы не позволить кипевшей ненависти вылиться в словах. — Ты убиваешь моих братьев. Но рано или поздно кто-нибудь из них окажется сильнее тебя!

Послышалось что-то вроде сорочьей трескотни — это в горле крэга перекатывались ледяные горошинки пренебрежительного смеха.

— И ты всерьез на это надеешься? Напрасно. Тем более что мы не унижаемся до грязной работы. Принцев губит их собственное легкомыслие и самодовольство. И пока действительно не поздно, у тебя есть единственная возможность оставить своему отцу хоть какое-то утешение в одинокой старости.