Кудеяр. Аленький цветочек - Феликс Разумовский Страница 23

Он знал, что накануне трагического дня у Марины случилась смужем какая-то размолвка. Мало ли чего не бывает между супругами, но ЛевПоликарпович до сих пор был убеждён – именно из-за этой размолвки Маринадопустила во время эксперимента ошибку, за чем-то не уследила, и в результате…

«Хрен старый, – не менее внятно ответили глазаКудеяра. – Мою девочку…»

Он придерживался консервативных взглядов на вещи. По егонерушимому мнению, где возникала хоть тень реальной опасности, там было неместо для женщин. Особенно для беременных. Маша как раз накануне допустила егов свой большой женский секрет. И всерьёз разобиделась, когда он тут же принялсясдувать с неё пылинки, навсегда отобрал сигареты и вообще начал обращатьсяточно с ёлочной игрушкой. В частности, попытался настоять на немедленном уходев длительный отпуск… Сам он жалел лишь о том, что не засадил её под домашнийарест – и пускай бы сердилась на него сколько угодно. Милые бранятся – толькотешатся. А вот то, что в критический момент Маша оказалась рядом совзорвавшейся камерой, а орава так называемых мужиков во главе с папенькой – надругом конце обширного зала, это… это…

То есть все полтора года с тех пор профессор и подполковникстарательно избегали друг друга. Работая на одном предприятии, это устроить неочень легко, но им удавалось. Когда же они всё-таки сталкивались нос к носу,вот как теперь, – воздух между ними сразу начинал дрожать и потрескиватьот взаимного напряжения.

С минуту в комнате держалась поистине гробовая тишина. Неподавал признаков жизни даже Кот Дивуар. Лишь компьютер продолжал тихонькошуршать: Веня Крайчик (благоразумие возобладало) остановил-таки процесс итеперь лихорадочно спасал данные и программу.

– Good bye and have a nice day! – женским голосомпопрощался с присутствующими «Селерон».

– Пока-пока, – ответил Веня шёпотом. Обычно онпроизносил это громко и с выражением, но сегодня явно был не тот день.Компьютер пискнул последний раз, и на экране воцарилась первозданная чернота.

Лев Поликарпович Звягинцев сдвинулся с места – и медленно,тяжелее обычного опираясь на палку, прошествовал к шкафу. Так жертвы инквизициивосходили на костры из собственных книг. С таким лицом Галилей [21]мог бы произнести своё знаменитое «Вертится!». Дверца шкафа проскрипела наперекошенных петлях. Гулко клацнул рубильник…

Кудеяр коротко кивнул, и «гестаповцы» бесшумно растворилисьза дверью.

Минут через пятнадцать со стоянки отчалил профессорскийсорок первый «москвич». На довольно грязном боку машины некий умник, почему-тоуверенный, будто «танки не моют», начертал шаловливым пальчиком: «ВПЕРЁД, НАБЕРЛИН!». Автомобилю было лет пять, из них почти полтора он носил на стеклежёлтую инвалидскую нашлёпку. Льву Поликарповичу трость нужна была не длядешёвых эффектов. Во время взрыва ему на левую ногу грохнулся тяжёлыйметаллический стеллаж. Возраст есть возраст – сломанная ступня зажила, ноподвижность утратила.

Общий интеллектуальный коэффициент пассажиров машины, пообыкновению, пребывал на недосягаемой высоте. И не подлежало никакому сомнению,что диспут на тему «прошло – не прошло» обещал занять все сорок километров доПитера. Хотя говорить вне института о служебных делах сотрудникам было, попонятным причинам, строжайше запрещено.

«Москвич» цвета арахис виртуозно вырулил за ворота. Личностьпроявляется во всём: поставив ручное управление, профессор освоил его так, чтосо стороны нельзя было догадаться. Проводив взглядом удаляющуюсясеровато-бежевую корму, подполковник Скудин, уже переодевшийся в цивильное,отошёл от окна и, ещё немного помедлив, побрёл по лестнице вниз.

Лестница была сплошь заляпана белой краской. Там и сям настенах и потолке виднелись следы старой проводки, выключателей и осветительныхплафонов. Что годилось для, прямо скажем, далеко не пятизвёздочной советскойгостиницы, совершенно не подходило научному институту. Ремонт успели полностьюзавершить только в административном строении. Лабораторные корпуса, какзаведомо менее важные, приводились в порядок по мере финансовой возможности.Подполковник вспомнил старое здание на Бассейной и как по окончании рабочегодня он молодецким галопом (плевать на звёзды и должности!) слетал по этажамвниз – туда, где, ускользнув от родительских глаз, его дожидалась Марьяна…

Двух лет с тех пор не прошло, а ему казалось – все двадцать.Тогда он жил. Теперь – доживал. Иногда ему хотелось уморить начальстворапортами и прошибить лбом нужное количество дверей, но добиться, чтобы егоперевели назад. В джунгли. Там тоже водились свои призраки, но с нимивстретиться было бы легче. Так ему казалось. Быть может, он ошибался.

Тяжёлая дверь закрылась у него за спиной. Вокруг институтастоял густой березняк, и на прозрачных голых деревьях видны были пустые птичьигнёзда.