Легион Безголовый - Сергей Костин Страница 22

— Необходимо найти альтернативные способы связи.

Верчу головой, пытаясь определить нахождение альтернативного источника. Взгляд натыкается на бутылку из-под “Колокольчика”.

— Бумагу! Ручку! Пиши! — Баобабова мусолит карандаш для бровей и старательно записывает за мной приказ по отделу “Пи” на чистую обложку от ученической тетради. Когда возникает необходимость, она даже не спрашивает, зачем и почему. Просто делает, и все. — Пиши… В оперативный штаб. Генералу. От Пономарева и Баобабовой. Заявление. Заявление, чтобы ты знала, пишется с маленькой буквы. Посередине и с новой строчки. И точку не забудь поставить. Поставила? Продолжаем. Просим принять меры к немедленному задержанию мальчика с особыми приметами… Приметы прилагаются. Выдери последнюю страничку, где он из иллюминатора высовывается. Прокололся на мелочи, негодник. На чем остановились? …прилагаются. Точка. Взять подозреваемого в разработку и задержать вплоть до нашего возвращения. Подписи. Пр-к Баобабова и ст. л-т Пономарев. Могла бы звания и полностью изобразить.

Проверяю орфографию и пунктуацию. Ставлю подпись под Машкиной закорючкой. Не забываю про число. Засовываю свернутое в трубочку заявление в бутылку. На этикетке дублирую получателя. “Генералу!!!”

— Маша! — Вручаю самое дорогое, что есть у нас в самолете. — Иди в багажный отсек. Проделай дырку и жди моей команды. Как только будем парить над вокзалом, а еще лучше над генералом, дам знак. И лучше товарищу генералу быть в каракулевой папахе.

Мини-бомбометание проходит без сучка и задоринки. На свое счастье, генерал с утра находится в головном уборе и посему не получает особых травм. Пугается только. Но, насколько сильно, видеть нам не дано. На месте не стоим, пролетаем мимо.

Теперь остается только ждать, когда генерал сообразит, что предмет, точно попавший в его каракулевую папаху, и есть сообщение от сотрудников, выполняющих ответственное задание в небе.

Время в ожидании тянется особенно медленно. Это не мое умозаключение. Какой-то ученый придумал, стоя на перроне и ожидая своей электрички. Смотрел на проходящие мимо поезда. Размышлял и понял, что время, проведенное в ожидании, самое потерянное время в жизни.

Баобабова сидит рядышком. Тоже вся измаялась от безделья. От сильных перепадов высот немного прохладно, и ее прапорщицкое тело, даже кое-где прикрытое новым бронежилетом и кожаной юбкой, слегка озябло.

— Лесик, — говорит она, — а что ты обо мне подумал, когда в первый раз увидел?

— Ну… — Правду сказать — до земли не доживу. А врать нехорошо. — Подумал, что сильный и ответственный сотрудник.

— А еще? — Пододвигается все ближе и ближе. Вот что холод собачий с прапорщиками делает.

— Еще… Что бронежилет у тебя красивый.

Машка, нагло пренебрегая субординацией — я ж все-таки какой-никакой начальник, — укладывает подбородок на мое плечо:

— Лесик, а давай сделаем то же, что в тайге, когда мы ночь под парашютом пережидали.

У меня аж сердце так… у-ух. Повторить то, что мы в тайге сделали под проливным дождем… это, скажу… У-ух… не для каждого.

Решительно выдыхаю воздух и поворачиваюсь к Машке…

… И кто-то наивно полагает, что я чистосердечно выложу, чем мы занимались все это время?..

Обессиленный, взмокший, откидываюсь на спину. Рядом, такая же измученная, валяется Баобабова. У нас нет ни сил, ни желания что-либо делать. Даже слова даются с трудом.

— Сегодня было просто превосходно.

— Да. Необычно. И как долго! Сколько мы этим занимались?

— Два часа сорок минут и еще чуть-чуть.

— Но мы сделали это. Да, Лесик?

Собрав силы, переворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть на то, что мы сделали.

Между мной и Машкой лежит только что собранный в неимоверных муках десятитысячный пазл, изображающий капитана Угробова в момент ареста им банды озверевших преступников в количестве двадцати человек, не считая поисковой собаки Мухи.

— Может быть, еще раз? — Машка такая ненасытная.

— Третий раз за год? Я не выдержу.

— Но это было прекрасно.

Не могу не согласиться.

“Ту” трясется и заваливается на правое крыло. Бросаем капитана Угробова, топчемся по нему, торопясь к иллюминаторам.

В условиях стопроцентной видимости замечаем — на аэродроме возникает нездоровый ажиотаж. Милиция плотным кольцом окружает как само здание вокзала, так и взлетно-посадочные полосы. Огораживают все новомодными желтыми лентами, не пропуская внутрь периметра журналистов и телевизионщиков. Отчетливо видно, как несколько человек из обслуживающего персонала на площадке перед зданием вокзала красной краской рисуют здоровенный круг. Для чего, нам с Машкой непонятно. Следующий заход. Из вокзала появляется группа людей в милицейских мундирах. Во главе, с шашкой наперевес, марширует генерал. Следом за ним накачанные сержанты ведут под руки знакомого по автобусной остановке пацана. Специально выделенный полковник, охраняемый и дублируемый со всех сторон, на вытянутых руках несет бумажный самолетик. Спотыкается, чуть не падает, но вовремя группируется и валится на спину, спасая модель. Наш самолет, страдая от неосторожных действий полковника, делает тройную бочку и уходит с диким креном на следующий круг, чем полностью подтверждает теорию о таинственной связи бумажной модели и деревянного оригинала.

— Потерпи, Лесик, немного осталось.

— Пацану уши оборвать обязательно.

Мы с Баобабовой совершенно спокойны. Только слегка взволнованы, взвинчены и где-то даже обозлены. Такого в славном отделе “Пи” еще не было, чтобы желторотый пацан заставил нас почти сутки томиться в деревянном летающем ящике.

— Заходим на очередной круг, — предупреждаю я, закрепляясь в кресле, насколько это возможно.

Генерал и сопровождающие его лица размещаются в красном круге. Краска еще не высохла, и генерал ругается, с трудом отдирая хромовые сапоги °т свежевыкрашенного бетона. Полковник с самолетиком стоит на месте, задрав руку к небу. Ветер треплет бумажный самолет, а встречные резкие порывы воздушных масс швыряют нас из стороны в сторону. Все скрипит, трещит и немного ломается.

Генерал, плюнув на сапоги, отбирает у полковника модель и принимает командование воздушным судном в свои крепкие генеральские руки. Скорость полета замедляется, “Тушка” замирает на месте, практически превращаясь в дирижабль. Видно, как генерал широко распахивает рот.

— Приказывает освободить посадочную площадь, — читает по губам Машка.

Генерал, успокаивающе помахивая нам свободной рукой, легко бежит по посадочной полосе, руля зажатым в другой руке самолетиком. Следом за ним спешат специалисты посадочного ремесла. Два десятка пилотов, с десяток инженеров и два сержанта, волокущие на плечах довольного пацана. До генерала далеко, но мы с Машкой отчетливо представляем, как урчит он сейчас, изображая рев турбин. Как приказывает грубым голосом пристегнуть ремни и ни в коем случае не курить.