Трансчеловек - Юрий Никитин Страница 22

Врач умолк, не все можно брякать пациенту, но умномудостаточно, а здесь и не умному ясно, что прозрачно намекивают на метастазы.Медлить нельзя, я пошел, даже ринулся на дополнительные анализы и обследования.На увеличенных снимках опухоль в печени видна отчетливо, еще больше – настенке желудка.

– Чем это грозит? – спросил я.

– Пока только начинается перерождение доброкачественнойопухоли в злокачественную, – ответил врач. – Рекомендуем интенсивную химиотерапию.У вас организм здоровый, сеансов пять выдержите, а за это время уберем этугадость без следа. Нужно будет только в течение пяти лет раз в год проходитьобследование.

– Последствия?

Он сдвинул плечами.

– Волосы вылезут, потенция упадет, еще какие-то мелочи, но оних ли думать, если на карте жизнь?

– А что насчет операции?

Он снова пожал плечами.

– Пока нет ясных показаний. А у нас и так очередь наоперационный стол.

– А за отдельную плату?

Он покачал головой.

– У нас с этим строго. Вам проще обратиться в частнуюклинику. Но, предупреждаю, это очень большие расходы.

– Спасибо, – сказал я.

Да, судя по моей одежде, не скажешь, что я уже изобеспеченного класса и зарабатываю вполне достаточно, чтобы скопить на покупкуприличного особнячка в элитном районе. В самом деле, как говорит шеф, надосменить имидж. Хотя бы костюм заказать от Версаче, а то вечно в потертыхджинсах, словно подсобный рабочий.

В частной клинике все по высшему разряду, по кабинетамбродить не пришлось, провели под ручки всего в два, нужные снимки сделали запару минут, предъявили, все показали и объяснили, после чего дали время длярешения.

– Желудок оперируем, – сказал я, – за печенью…пока последим.

И опять никаких вопросов или уговоров: если клиент платит,он всегда прав. На следующий день меня промыли так, что чувствовал себя пустойшкурой, уложили на стол и очень тонкими иглами, таких никогда не видел, ввелиобезболивающее. Я попросил разрешения наблюдать за процессом операции, изеркало над операционном столом чуть сдвинули, чтобы я не пропустил ничегозабавного.

Я бодрился, но в груди пусто и холодно. Жил бы, как все,никаких бы опухолей, никаких затемнений, изменений, диспропорции, нарушенияфункций. Добавки, все добавки…

Скальпель вспарывает брюхо с неприятным треском. Хирургсосредоточен на операции, но одна из медсестер постоянно поглядывает на моелицо, спросила торопливо:

– Может быть, все-таки зеркало закрыть?

– Не… надо… – прохрипел я.

– Зрелище, – сказала она жалостливо, – не дляслабонервных…

– Я не слабый…

– Завидую, я бы не смогла!

Я ощутил себя чуть бодрее. Приятно видеть еще более слабых итрусливых. И не важно, что может просто прикидываться трусливой, чтобы ячувствовал себя могучим и отважным, все равно приятно.

– Что делать, – ответил я чуть увереннее, – надопривыкать. Это будет первая, но не последняя…

Она спросила:

– Почему?.. У нас прекрасные хирурги. Все будет хорошо.

– Да, – ответил я, – но операций будет еще много.

Судя по ее лицу, подумала про пластические операции, какиееще могут быть, человек с вырезанным куском желудка так же здоров, как и всеостальные, разве что лишен возможности обжираться на званых приемах, где нахаляву можно набить брюхо на неделю вперед. Но это поначалу, потом желудокрастянется, и снова можно в три горла, это же одна из трех главнейших радостейжизни!

Живот вскрыли, жуткое зрелище, никогда бы не подумал, что вомне столько требухи и кишок. Вообще-то знал, но знать одно, подумать –другое, я всматривался, как все это выглядит, чтобы потом, когда буду вгонятьво все эти митохондрии кремний и магний, представлял себе, что это такое, каквыглядит и как должно измениться под воздействием. Да, под воздействием.