Орден Хранителей. Оперативник - Александр Золотько Страница 22

— Сделаю, — кивнул Коваленок. — Там как раз Майка дежурит сегодня, я уже выяснял.

— А Марко вместе с молодым человеком шляхетского происхождения отправится в гараж и подготовит машину. Во всяком случае, проверит. Горючее, воду, радио… там по пути будет несколько баз, заправимся, но внутренних запасов в любом случае должно хватить туда, там и оттуда.

— В общем, как обычно, — заключил Марко. — Не первый раз, казалось бы…

— Не первый, но каждый раз все равно фигня получается. Позапрошлый раз полетела рация. Нет? Потому что кто-то ее не закрепил. И она полетела в самом прямом смысле слова. А в прошлом году мы забыли соль и спохватились уже хрен знает где… было?

— Было, — честно признал Марко.

— Вот чтобы не было — разбежались по задачам. И чтобы в шестнадцать ноль-ноль были на исповеди как штык.

— Как штык на исповеди, — меланхолично повторил Юрасик. — В роду поэтов не было?

— Не было. Был дед — прапорщик. Так он меня учил, если кто из подчиненных обнаглеет и начнет к словам твоим цепляться…

— Вырвать то, чем он цепляется? — предположил с серьезным видом Коваленок.

— Не угадал. Выдай ему наряд вне очереди. Например, ночное дежурство.

— Это за что? — спросил Юрасик.

— Два дежурства. И мытье посуды, — спокойно добавил Иван.

Коваленок хихикнул.

— А чтобы не было ему скучно по ночам, пусть его бдения разделит приятель-хохотун. — Иван похлопал Коваленка по плечу и встал из-за стола. — В общем, ты понял.

Иван демонстративно глянул на свои наручные часы.

— Побежали, — сказал Марко, и все вышли из тактического зала.

Без расспросов по поводу Фомы, спасибо им за это.

Если бы не появление Круля — начали бы рассказывать. А так все были слишком удивлены. Настолько удивлены, что не отреагировали на упоминание забытой соли. Про соль Иван сдуру вспомнил. Это ведь Фома соль тогда забыл. Фома.

Иван собрал бумаги и карту в конверт, сунул его за пазуху, выключил в классе свет и вышел.

Всем задачи поставлены, всех разослал, а вот чем заняться самому…

Обедать, а потом слоняться по Конюшне, пока все пойдут на исповедь? И придумывать идиотские ответы на удивленные вопросы? Увольте.

Иван достал мобильник, позвонил Марко и предупредил, что будет ждать группу у «Поросят». Замечательный, кстати, повод пообщаться с Хаммером о Фоме. Заказать пива, пожрать чего-нибудь и, как бы между прочим, перевести разговор на нужную тему.

Иван снова позвонил Марко, напомнил, чтобы тот проверил аптечку и, на всякий случай, зацепил опреснитель. Мало ли что. Потом позвонил Коваленку и сказал, чтобы тот обязательно захватил теплую одежду на всех, обувь, одеяла, спальные мешки и даже палатки. И еще печку. И…

— Я сам все знаю, — не выдержал Коваленок. — Не дергайся, как девочка. Тебе нечем заняться?

Вот такие дела, подумал Иван, пряча мобильник в карман. Даже посторонние, где-то в чем-то подчиненные, замечают твою некоторую неадекватность. Эти-то стучать не пойдут, но ведь скоро появится Ярослав Круль… Тот будет предельно внимателен. И с ним нужно быть предельно осторожным. Что произойдет, если столкнутся предельно внимательный с предельно осторожным?

Будет шанс проверить.

Иван заскочил на проходную, забрал свою дежурную сумку, отмахнулся от пожеланий удачи и двинулся к Яффским воротам, навстречу к трем поросятам, все еще полоскавшимся в воздухе под воздушным шаром.

Взгляд переместился чуть вправо, к Игле, и вдруг Ивану пришла в голову шальная мысль, что Игла — никакой не лифт и не струна. Какая, блин, струна такой толщины? Поэт ни хрена в музыке не разбирался. Иван тоже не слишком в этом рубил, но еще со школьных попыток научиться игре на гитаре, хотя бы на трех аккордах, помнил — чем струна толще, тем звук ниже.

Если брынькнет вот такая струна, звук получится еще тот. Физику Иван тоже после школы не изучал, но почему-то представлял себе, что очень низкие звуки могут чего-нибудь разрушить. Вначале — внушить ужас и панику, воздействовать на психику, а потом развалить все к свиньям собачьим.

Где-то Иван такое даже читал.

Три года Иван смотрел вживую на Иглу, не считая бесчисленных фотографий в учебниках и на плакатах «Святая земля и Возвращение», и только сейчас сообразил — ось это, вот что.

Плоская Земля имеет центр в Иерусалиме, это известно всем. Вот на этой Игле Земля и подвешена. Или пришпилена этой Иглой, или просто воткнута Игла в центр Земли, чтобы этот центр указать.

Иван вышел через проходную, забросил сумку на плечо.

Мысли в голову лезут самые философские. Молодец, Иван Александров. Продолжай в том же духе. Отвлекай себя от мыслей тяжких. Подумай о стейк-баре, о пивке подумай, о блондинистой официантке…

А о четках в своем кармане — не думай. Забудь. Можешь даже потерять их случайно, обронить незаметно.

Охрана в воротах усилена. Документы проверили тщательно, хоть и прекрасно знают Ивана в лицо. И колючка лежит поперек ворот постоянно, убирают только перед проверенными машинами и тут же за ними кладут на место.

Еще Иван засек минимум двух снайперов на крышах. Это уже совсем серьезно. Эх, Фома-Фома, что ж ты наделал…

Трос от шара был прикреплен к здоровенному барабану и отпущен почти на всю длину. Трос двигался и мерзко скрежетал по барабану.

Когда-нибудь оторвется и улетит. То-то радости будет в Старом городе! Ведь не дадут Джеку привезти новый трос и шар. Быстренько введут новый запрет на ввоз, если уже не придумали. Изъять — нельзя, а запретить привозить новый — вполне. Нужно будет Джеку подсказать, чтобы запасся. И выторговать на этом совете еще скидку. Пусть вообще бесплатно кормит, в конце концов, сколько тут Ивану осталось службу тащить в Иерусалиме и Конюшне?

Неделя рейда, отпуск, оформление бумаг… к лету и уедет Иван Александров в родные места.

Иван огляделся перед входом в бар. Четыре машины на стоянке, жалюзи поднято, на двери табличка, сообщающая, что открыто. За стеклом кто-то движется. Вот стекло Джеку уже давно стоило помыть, но он будет упрямо ждать весеннего хамсина с грязевым дождем, и вот только после этого…

Не то чтобы Иван чего-то боялся, но снайперы у ворот и вся эта суета по поводу Фомы и галат на рефлексы подействовала — Иван перевесил сумку на левое плечо и, расстегнув куртку, тронул «умиротворитель».

В баре как всегда было шумно, дымно и вкусно пахло. Ревел какой-то совсем уж древний музыкальный автомат в углу, извергая что-то рок-н-ролльное, щедро заливая музыкой все заведение.

Здесь нельзя было интимно шептаться, тут нужно было орать друг другу на ухо, независимо от того, делаешь ли ты неприличное предложение даме или собираешься набить рожу джентльмену.