Поиск неожиданного - Николай Басов Страница 22

Она повернулась к ним, перекатилась на боку. Кораблик этот треклятый заскрипел и накренился на другой борт. Циклопа открыла глаз.

— Сэр рыцарь, она… — У Луада текли слезы, нет, он не хотел плакать, но у него само так выходило. — Она меня убить хотела! Она опасна, ее нужно веревками связать.

— Как ты его хотела убить? — вполне равнодушно поинтересовался Сухром.

— Щелбаном не убивают, если только совсем уж дураков… — отозвалась Крепа. А потом вдруг, в свою очередь, почти пожаловалась: — А нечего про меня гадости болтать.

— Та-ак, — удовлетворенно кивнул рыцарь, повернулся к Луаду.

Вот только получилось, что и ко всей команде, потому что все уже поднялись, и даже капитан Виль этот, что стоял на румпеле кораблика, бросил его на время, подошел поближе, посмотреть в свете единственного фонаря, что у него на палубе происходит.

— Ты что-то сказал ей, Луад?

— Клянусь всеми Пресветлыми Богами, сэр, ни сном ни духом… — И вдруг прикусил язык. Вспомнил он, и даже слезы у него высохли, опустил головку свою, покрытую перьями какими-то мелкими или — как заметила вдруг Крепа с отвращением — чуть ли не птичьим пухом.

— Ага, — кивнул снова рыцарь Сухром, — значит, говорил. Вот и получил, шкипер, нечего болтать о ком-либо за спиной.

— Луад, — добавил тогда и Датыр, — у циклопов, знаешь, слух острее, чем у волков или у летучих змей… Они писк комара за милю слышат, а уж в твоей многодумной башке даже мысли громко звучат для Крепы нашей, как из бочки доносятся… Ты же у нас остроумным пробуешь казаться, верно?

— И в следующий раз не божись, когда врешь, — посоветовал рыцарь, уже уходя с палубы, — накажут посильнее, чем Крепа.

Циклопа полежала еще на неудобном боку, перевернулась и тогда расслышала прозвучавший под тонкими досками хохот рыцаря и оруженосца. Они ничуть не осуждали ее, а еще — они назвали ее «нашей», и это простенькое, короткое слово грело ее всю ночь куда лучше, чем два дохлых одеяла, что выдали тархи.

Впрочем, под утро, когда они поднялись выше и стало действительно холодно, Луад с перевязанной головой вдруг принес ей довольно плотный и большой кусок ткани, вероятно, это была та самая штука, из которой шили крылья «Раската» или чинили баллон, в общем, что-то большое такое делали. И хотя штука эта тоже не грела, не то что нормальное одеяльце, сшитое, допустим, из полусотни хорошо обработанных овечьих шкурок, но если сложить его в несколько слоев… И тогда на корабле, а еще пуще того — в душе Крепы Скалы, установились мир и спокойствие.

Все действительно складывалось хорошо, кораблик шел себе по небу, иногда помахивая крыльями, Луад к ней почти подлизывался, как и остальные тархи с ней пробовали разговоры заводить, но она их не очень-то слушала, потому что между рыцарем и командой все же заметна была некоторая дистанция, а она была, как сказал оруженосец, из той, из другой части, она была с рыцарем, поэтому разговаривала неохотно.

Зато с интересом смотрела на землю, которая проплывала внизу, научилась, пусть и не сразу, но все же — подползать к борту и смотреть и ничего при этом не ломала… Если покрепче за веревки держаться. И хотя поначалу Крепу мутило, да и непривычной она была к высоте, теперь даже с некоторым удивлением вспоминала, как в Трехгорной крепостишке опасалась с башни сторожевой вниз смотреть, а ведь там высоты почти не было, по сравнению с нынешней-то.

Внизу под ними проплывали горы, реки и леса с многочисленной живностью. Потом неожиданно развернулась степь, хотя Крепа своим циплопьим чутьем сразу догадалась, что это еще не слишком большая, не совсем безмерная степь, которая, как сказывали опытные-то циклопы, простиралась за горами на многие тысячи лиг куда-то совсем уж к северу, где и летом в простой тунике не походишь.

А потом она неожиданно для себя обнаружила, что прислушивается к внутренним ощущениям и настроениям тархов. У тех была очень любопытная, так сказать, природа чувства погоды, чувства ветра и воздуха, чувства высоты и облаков, туч и накапливающегося в них электричества… Это было все равно что слушать неторопливую, небыструю сказку о море, почти что о море, которого, к сожалению, они так и не увидели даже с той высоты, на которой нес их «Раскат». Это Крепу с командой странных и несильных птицоидов несколько примирило, даже с Луадом, который вдруг стал относиться к ней… Ну в общем, она-то замечала это в других своих сослуживцах, но обычно не придавала значения. А он, этот коротышка и щелкнутый ею шкипер, стал к ней понемногу проникаться вниманием, потом все более заметной теплотой.

Что это такое и как с этим теперь следовало поступать, Скала не знала, но не давать же еще один щелбан почти нормальному служивому офицеру за то, что ему нравится на нее, такую грузную и тяжелую циклопу, смотреть? А Луад этим теперь исподтишка занимался и, когда вконец осмелел, даже не скрывался порой. Уставится, дурень, и, вместо того чтобы облака и ветер рассматривать, на нее пялится. В команде, где тархи были между собой откровенней, чем с ней, над ним даже посмеивались, мол, влюбился, за щелбан…

Проникнувшись умением читать этих вот малоросликов, циклопа вдруг с удивлением обнаружила, что рыцарь Сухром тоже о чем-то все время думает.

Ему следовало, как не сразу поняла Крепа, но все же поняла, выбрать направление для корабля, найти что-то впереди. И ведь ясно же было, что направляться нужно было не на север, а куда-то восточнее, где была чуть ярче синь, или облака там поднимались выше, или отражалось высокое небо чуть иначе в лесах и степях, или воздух был гуще… Но рыцарь этого еще не видел, ему для этого следовало немного созреть, вроде как арбузу на бахче.

Но такое и прежде бывало, Скала частенько замечала, что командиры оттого и командуют, что думают все время о чем-то, тем более если не сразу нужное придумывают. Допустим, где у крепости, которую следует штурмовать, слабые стены, которые проще всего разрушить, или где какой гарнизон невыученный стоит, или где засада может быть противником устроена, и этого следует избегать… У командиров, в общем, это бывало, и хотя они порой долго над этим соображали, куда подольше, чем даже она, циплопа, которая никогда себя очень-то умной не считала, как правило, потом они все себе придумывали как следует. Вот и сейчас было что-то такое же, хотя и не про засады, но все равно — похоже.

Она даже решила, что ей следует во время одного из перекусов с рыцарем и оруженосцем, которые теперь к ней за обедом или ужином присоединялись на палубе, намекнуть командиру про правильный путь. Не прямо сказать, командиры не любят, когда им прямо о чем-то говорят, но вот тоненько так, незаметно, мол, видела синь вон там поутру, сэр рыцарь… Туда и плыть хочется, мол, ничего не пойму, но туда так и тянет…

А потом стало ясно, что правильно сделала, что не полезла со своими советами. Сейчас не рыцарь командовал и направление выбирал, а капитан Виль шел, чтобы подобрать еще тархов, потому что им не хватало экипажа, не хватало рук на крыльях, чтобы толково и уверенно вести корабль. Вот они и подходили к границе той области, где этих самых тархов можно было найти в достаточном количестве и завербовать для службы на «Раскате».