Пробуждение мёртвых богов - Александр Сороковик Страница 22

– А вы не согласны с ним? – уточнил я.

– Если бы дикарям нужен был наш городок, они давно бы всё сделали, – невозмутимо ответил мой собеседник, – настоящей римской власти тут давно нет, одно только название. Если они возьмут город, в Сенате какое-то время поговорят об этом, император пообещает месть и правосудие, а потом они все силы бросят на более насущные задачи, мы ведь слишком далеко от столицы. Так что зря Касий сбежал. Дом его никто не купил до сих пор, так что помимо упущенной выгоды от торговли, он потерял и средства, вложенные в особняк, который сегодня и подавно никому не нужен.

Я промолчал. Мне была совершенно неясна такая логика, по которой если до этого не собрались нападать, то и не нападут. Кроме того я знал, чем в итоге всё закончится, но сообщать об этом, естественно, не собирался. А вот дом меня заинтересовал. После того, как я решу вопрос с документами, мне нужна будет какая-то база, куда я смогу перенести свои сокровища и где смогу жить сам, хотя бы несколько лет, пока не подготовлюсь к побегу в Восточную империю.

– А кто занимается вопросами продажи, если сам купец уехал вместе с семьёй? – решил я разведать обстановку.

– У них договор с местными властями вроде был, подробностей не знаю. Но в первое время, когда кто-то интересовался покупкой дома, все шли к управляющему.

Сделав финальный штрих ножницами, цирюльник придирчиво оглядел меня и одобрительно кивнул. По его команде мне принесли некое подобие зеркала, в которое я попробовал оглядеться. Но в размытых контурах было сложно что-то разобрать, поэтому я просто согласился с тем, что доволен результатом, после чего расплатился и направился к выходу. Теперь нужно было выспаться перед дорогой.

* * *

Предрассветная муть только начинала рассеиваться, давая возможность разглядеть пустую в это время дорогу. Лошадь неспешно тянула незагруженную телегу, погромыхивая по небольшим выбоинам и камешкам. Почему-то было очень тихо – не щебетали птицы, не колыхалась листва на деревьях.

Впереди, на дороге замаячила какая-то фигура. Стоит на двух ногах, значит, человек. Я подтянул поближе к себе меч. Стало не по себе – неужели снова нарвался на отряд варваров, а это их разведчик. Сейчас он махнёт рукой, и на дорогу выбегут его товарищи. Меня, нелепо размахивающего мечом, стащат с телеги, и под дружный хохот ткнут кинжалом под рёбра, а бедную Марину опять продадут в рабство, предварительно надругавшись над ней…

Впрочем, меня тоже могут не убить: молодой, хороший раб стоит немало! Господи, опять то же, опять перебор вариантов из набора молодого попаданца: убьют, или сволокут на рынок: «А вот, кому раб? Сильный, здоровый, молодой! Налетай, подешевело!» Ну уж нет! Если мне не удастся отбиться своим мечом, я лучше засажу его себе под рёбра! Сдохну, но рабом не стану!

Фигура неспешно приближалась, не проявляя пока никаких враждебных намерений. Я оглянулся, чтобы посмотреть, что делает Марина, но её в телеге не было. Убежала? С одной стороны, это хорошо, хоть она спасётся, а с другой – бросила меня в опасности, даже не попытавшись помочь. Настоящие товарищи так не поступают… Не поступают… Товарищи…

Сглотнув вязкую слюну, я отогнал навязчивую мысль о настоящих товарищах, и попытался разглядеть приближающегося ко мне мужчину. Пожилой, лет шестидесяти, грузный, похоже, что безоружный… Одет в обычную одежду этих времён, на груди какое-то тёмное пятно. Мужчина поднял на меня взгляд, и я похолодел: это был Максим Викторович Романов, собственной персоной.

Он улыбнулся какой-то бледной улыбкой, и тихо произнёс:

– Здравствуй, Алёшенька! Ты, я вижу, не потерялся в этом мире? Вон какой: одетый по последней моде, побритый, постриженный. Лошадкой разжился, по делам едешь… Далёко ль собрался, добрый молодец?

– Я, это… Тут рядышком… Да, дело есть, я вот… как бы, – слова с трудом выходили из моего рта.

– Ох, Алексей, Алексей! – засмеялся Максим Викторович. – Трусом ты был, трусом и остался! Признался бы честно старым друзьям, что собрался выкопать их золото, да себе забрать… Лен, иди сюда!

Он повернулся вправо, и я с ужасом понял, что пятно на его груди – это развороченная рана, там, где прошёл меч варвара. С другого бока к телеге подошла Корнилова, на лице её блуждала презрительная гримаса.

– Да, Максим, ошиблись мы с тобой, ой, как ошиблись! Он не готов, говорили они, он мелковат, говорили они! А он, вона как, устроился лучше всех, бросил товарищей там на дороге, смотрел из кустиков, как нас убивают: а чего, мол, с меня какой толк, я мечом махать не умею… А потом вспомнил, что золотишко имеется, чего добру пропадать!

Лена закашлялась, и стрела, так и торчащая из её спины, заколыхалась вверх-вниз.

– Ладно, Лен, нам пора, пусть идёт, забирает золото, мы ему помешать не сможем. Но ты, Алёшенька, помни, не твоё оно, хорошо помни! Ну давай, скатертью дорога, встретимся ещё!

Они ушли с дороги прямо в лес, буквально растворились в чаще, а я судорожно попытался глотнуть воздуха, но его не было, я открыл глаза, но ничего не увидел… Потом кто-то стащил с моего лица одеяло, я резко выпрямился, вдохнул воздух, показавшийся мне бальзамом.

Я находился в номере на постоялом дворе, на своей кровати, на сбившейся простыне. На другом конце кровати сидела перепуганная Марина, которая с вечера решилась ночевать не на полу, а в общей постели, только отодвинувшись на противоположный край. Она и стянула с моей головы одеяло, в которое я завернулся во сне. Господи, это был только сон! Жуткий, кошмарный, нелепый, но – сон!

Я попил воды из кувшина, немного посидел, отгоняя ошмётки кошмара, буркнул Марине: «Спи, всё кончилось!», потом лёг на спину и приготовился долго ворочаться в полудрёме. Однако тут же крепко заснул, без кошмаров, сновидений, и прочего, глубоким, тяжёлым сном…