Королевы Иннис Лира  - Тесса Греттон Страница 21

Элия с радостью узнала мужчину во дворе. Он лежал в кресле с ногой, перекинутой через руку, в полосатом разноцветном ярком пальто. Отец Аифы, Дурак Лира. Элия улыбнулась и чуть было не сорвала церемонию, позвав его, но тут же вспомнила, что ей нужно сохранять спокойствие ради отца и самой себя. Улыбка Элии замерла.

В момент, когда вошли король и дочь, Улло стоял по стойке смирно, а Моримарос Ареморский с уважением склонил голову.

– Ваше величество Иннис Лир, – произнес бургунец, делая шаг вперед. – Какой у вас очаровательный сад – открытие на этом холодном, резком утесе. Похоже, розы – идеальный источник энергии для вашего острова, такого же прекрасного и душевного, как они.

– И запутанные, – забавляясь, добавил Лир. – И острые, и коварные.

Улло моргнул и улыбнулся, словно только так и мог прореагировать на слова правителя.

– Лир, – произнес король Аремории.

– Аремория, – ответил Лир.

Обращая на себя внимание, Улло протянул руку к Дураку.

– Ваш Дурак хорошо развлекал нас, сэр, пока мы вас ждали.

– А ты… – Дурак встал отвесить причудливый поклон, – …развлекал меня за пределами колодца, король, на грани зла, если все вещи закольцованы.

Более высокий и долговязый, чем король, он носил свои волосы короткими и колючими, окрашенными красной хной. Точками красного цвета Дурак, словно женщина, окрашивал углы глаз и нижнюю губу.

Лир с любовью обнял Дурака и заявил:

– Твой острый ум редко завершает круг, друг мой.

– Скорее, речь идет о спирали. Она начинается и заканчивается исключительно вашей способностью понимать.

Лир засмеялся так же, как и Дурак, и их головы соприкоснулись, будто Лир и Дурак были здесь одни. Элия почти поняла шутку, но и подумала, что до конца она все равно не вникнет в ее смысл.

– Вы привели с собой звездную жрицу, – сказал король Аремории.

Элия встретила его взгляд. Моримарос беспристрастно наблюдал за девушкой.

– Ах, нет, – вырвался вперед Улло Бургунский и протянул руку Элии. – Это принцесса Элия Лирская. Миледи, только тупица может перепутать вашу уникальную красоту со всеми остальными.

Губы Моримароса вытянулись в строчку, которую Элия не могла прочитать. Она дала карты одному из помощников Лира и позволила Улло взять свою руку, возразив:

– Милорд, я – звездная жрица. Это не ошибка.

Улло дотронулся губами до ее пальцев и улыбнулся:

– Я несколько ошарашен встречей с вами и прошу извинения за любые недоразумения.

Элия сжала его пальцы, и он отпустил ее. Глаза Улло внимательно и бесстыдно разглядывали шею и грудь девушки. Когда Элия чуть успокоилась, она повернулась к Моримаросу:

– Отец привел с собой звездную жрицу. Вы хотели получить анализ своей карты рождения.

– Удостоимся ли мы ваших пророчеств? – спросил Улло, и его рука зависла над сердцем.

Король Аремории лишь поднял глаза на Улло. Элия скрыла улыбку, уверенная, что чувства Моримароса по отношению к бургунцу сильнее, чем к ней. Это должно было облегчить выбор.

Лир держал одну руку на плече Дурака и махал другой:

– Вот карты. Возможно, в твоих звездах дочь найдет то, что понравится ей больше.

– Я попрошу все драгоценности небесные, чтобы ваша дочь склонилась в мою сторону, – красиво сказал Улло.

Элия хотела услышать от Моримароса: «Мне не нужно опираться на такие ходатайства», тем самым он преодолел бы наглость Улло, но король Аремории хранил молчание.

Девушка жестами показала, что карты должны быть размещены на столешнице колодца, и посмотрела на двух королей.

– Я должна для начала узнать дни вашего рождения, чтобы мы могли выбрать правильные карты.

Моримарос прервал свои размышления.

– Знаете ли вы это? – мягко спросила Элия.

– Да, леди, – мягко ответил король. – Мне не хотелось бы лишать Улло возможности быть первым.

– Забавно, – огрызнулся его соперник. – Быть может, есть какой-то знак зодиака, который сообщает, кому из нас следует отдать предпочтение.

Бросая взгляд на звездное небо, Элия сказала:

– Я боюсь, днем у звезд нет никаких знаков для нас. Они находятся за пределами наших возможностей видеть.

– Может, знак червей?

Элия резко взглянула на говорившего. Им был Моримарос.

– Ты слушаешь язык деревьев? – продолжил король Аремории.

Он держался так же холодно, но девушка тепло прореагировала на этот вопрос.

– Знаки червей! – закричал Лир, вздымая в воздух руки. – Ничего подобного в моем дворе не должно быть.

Пульс Элии подскочил, и она отбросила в сторону удовольствие от вопроса Моримароса.

– Конечно нет, отец, – успокоила его дочь.

Улло сочувственно нахмурился:

– Для нас – только чистое пророчество.

– Действительно, – сказал Лир. – Я буду звездой этого дня, и сначала будет чтение для Улло.

Элия с легкой неловкостью взглянула на Моримароса, желая сказать ему что-то, но, в конце концов, оба короля слишком мало для нее значили.

Улло было двадцать четыре года, он родился под Фиолетовой луной Года Прошлых Теней. Элия просматривала нужные карты, в то время как Улло склонился к ней через плечо, красиво улыбаясь уголками губ, но не настолько близко, чтобы прикоснуться или испугать ее. От Улло пахло жженым сахаром и по́том, но не очень противно.

Год Прошлых Теней имел повторяющиеся узоры на рассветных облаках, привязанных еще к прошлому году, и таким образом он получил свое название. Элия имела это в виду, старательно помечала пустую карту неба звездами с ночи рождения Улло, просчитывала все наперед, желая познать облака и знаки червей, о которых ее спрашивал Моримарос. Также существовала горстка священных костей для бросания, однако отец не позволял ни кости, ни какие-либо земные предсказания фиксировать в его записях. «В отличие от костей и земли, – говорил Лир, – звезды видят все с глобальной точки зрения и не омрачены ничем субъективным».

Звездой рождения Бургунского короля было Сердце кролика, восходящее под полумесяцем и придающее остроту щедрому духу. Возможно, острота короны, уверяла его Элия, до тех пор, пока он не позволит ей сделать его горьким.

– С такой милой леди горечь будет невозможна, – отвечал Улло.

Элия возразила, но ее отец с одобрением засмеялся, и Дурак заметил, что некоторые горько-сладкие ароматы дольше остаются в памяти.

Моримаросу Ареморскому через месяц должно было исполниться тридцать, за несколько дней до равноденствия этого года.

– В ту ночь, когда я родился, уже было равноденствие, – предположил молодой король.