По вашему желанию - Фабрис Колен Страница 21

В тот день на вторую половину была назначена парламентская сессия. «Парламент, — как писал однажды один из журналистов — это старая машина, состоящая на одну треть из людей, на одну треть из эльфов и на одну треть из карликов, которая ублажает большую меренгу, обладающую правом вето». Это определение достаточно однобоко, статья так никогда и не была опубликована, но тем не менее здесь скрывается доля правды. Парламентариями являются знатные люди, которые очень красочно описывают свой титул, что относится даже к самой королеве. Большинство из них, похоже, вполне удовлетворены своим положением.

К этому можно добавить только то, что Парламент находился в очень комфортабельном помещении, с рассеянным освещением, с огромными креслами, обитыми красным шелком, с небольшими рабочими столами из дикой вишни и с целой кучей услужливых секретарей, готовых записать вашу любую, даже пустяковую, мысль.

Все политики в основном делились на два лагеря: консерваторов, которые считали, что все идет очень хорошо, и полагали бесполезным что-либо менять, и ультраконсерваторов, не только убежденных, что ничего нельзя менять, но и уверенных, что раньше все было намного лучше. Существовала еще очень небольшая группа опасных прогрессивистов — умеренные, которые мечтали покончить с монархией, аристократической элитой и слишком дорогими буфетами, но эта группа была настолько малочисленна, что большинство старых парламентариев даже не знало о ее существовании. Чтобы ничего не предпринимать, большинство из них тайно принадлежали к Всеведущей Федерации Освобождения Возможной Ирреальности, и в своих выступлениях с трибун давали это понять.

В общем, Парламент был очень приятным местом, если вы любите роскошь и душевный покой, бесконечные дискуссии и праздные выступления с трибун.

Парламентарии, в большинстве, очень серьезно относились к своей роли.

На пристроенной к зданию Парламента башне пробило два часа, пробило величественно, с медным звоном. С бархатным шорохом мантий и париков, триста парламентариев вошло в зал заседаний, держа в руках папки с бумагами. Для того чтобы поудобнее усесться им потребовалось около десяти минут, и после этого сессия открылась.

Объявили плотную повестку дня.

Первым делом следовало обсудить безопасность подступов к арене Квартека: уже неоднократно вспыхивали стычки между болельщиками, особенно при игре с Блечапелем, при этом было разграблено множество витрин. Дело требовало немедленного решения.

Карлик из числа консерваторов поднялся на трибуну и разъяснил свою точку зрения: зачинщики таких столкновений должны быть не только посажены в тюрьму, но в дополнение к этому и приговорены к принудительному труду. Предложение упало на благородную почву: министру индустрии нужны были рабочие руки для строительства нового моста через Монстр Тамсон.

Ах да, тут еще присутствовали также и министры. Один для репрессий, один для сельского хозяйства, один для парков и садов, один для развлечений, один, о котором и говорили, для индустрии и последний для финансов. Министры назначались королевой, они корпели над партией власти и таким образом являлись консерваторами.

Карлик удалился под аплодисменты зала, и его место занял эльф из числа ультра, предложивший не только приговаривать участников беспорядков к принудительному труду, но и подвергать их смертной казни, которую следует проводить на стадионах перед играми Квартека. Это заманчивое предложение было отклонено со ссылкой на какие-то туманные этические нормы.

Тут же на трибуну поднялся один из умеренных и предложил программу, подводящую социальную базу под работы в интересах населения. После тщетных попыток объяснить суть этой программы он вынужден был покинуть зал под улюлюканье мнимого большинства. Ругаясь, умеренный взял свое пальто и направился прямиком к храму в Гаарлеме. Затем, словно потерявшись в думах, заметно задержался на паперти, после чего вынул из портфеля и надел маску кролика. «Мир всего лишь сцена», — пробормотал он. Но там его никто не видел и уж тем более не слышал.

Предложение карлика приняли подавляющим большинством и тут же перешли к следующему вопросу: юбилею Ее величества. В этом году королеве должно было исполниться сорок лет, и Ее величество настаивало на том, чтобы народ был об этом хорошо проинформирован.

Несколько ораторов поднялось на трибуны и предложило возможные программы празднования, включая выпуск разномастных голубей, гигантские буфеты в стиле барокко, концерты на Граймерси-сквер, поздравительные речи и регату на Монстре Тамсоне. Умеренные предложили амнистию трем заключенным в Блекайрон, но их слова потонули в возмущенных выкриках большинства. Вопрос не стоял о том, могут они или не могут освободить этих приговоренных, осужденных за такие тяжкие преступления, как, например, ограбление витрины, а в том, сколько потребуется жареных барашков на грандиозный юбилейный банкет, так как, по полученным данным, свинины в городе не осталось.

Парламентарии были погружены в мучительное обсуждение этой проблемы, когда сама Ее величество, которая до этого момента держалась в темном уголке, поднялась на трибуну. Двое слуг из числа людей вынуждены были поддерживать ее, так как королеве было очень трудно подняться по ступенькам трибуны. Взобравшись наконец на трибуну, она сделала веселый жест в сторону зала, затем окинула собравшихся удовлетворенным взглядом. Ее величество была одета в огромное платье из красного крепа, в котором казалась великим любителем поесть. Она прочистила горло, и в зале стало так тихо, что можно было услышать, как пролетит муха.